— Зоя! А ну, постой!
Она оборачивается и замирает. На лице удивление.
— Посиди пока в машине, — говорит он женщине.
Та кивает, лицо измученное. Он же идет к Зое и улыбается:
— Что ж ты, Паренкина, меня пустыми ведрами встречаешь! Примета плохая. Не быть мне, значит, с деньгами.
— Ты сюда какими судьбами, Руслан?
— Я к тебе гостью привез.
— Гостью? — она прищуривается, пытаясь разглядеть, кто сидит в машине? Вот ведь какая чепуховина! Один глаз у нее карий, другой голубой. И он говорит голубому, доброму:
— Ты, Зоя Анатольевна, не кричи. Выхода у меня не было, и я привез ее сюда.
— Кого ее?
— Лесю. Тимофееву Лесю.
— Что-о?!! Да как у тебя совести хватило?!! Глазищи твои рыжие, наглые! Да ты знаешь, Свисток, что я с тобой сделаю?!! Ах ты…
Зоя замахивается на него пустым ведром. Он хватает ее за руку и крепко сжимает:
— Не кричи.
— А ну пусти! — вырывается Зоя. — Убирайтесь отсюда! Оба!
— Она беременна.
— И что? Ты думаешь, я ее пожалею? Уж, не от моего ли мужа она беременна? Всякий стыд потерял! И она тоже!
— Зоя, ее ищут. Ну не могу я везти ее к себе в Первомайское. Они про это место знают. И на квартире у нее наверняка уже засада. Человек ты или нет, Паренкина?
— Нет! Отстань! Проваливай, Свисток! Нет, ты подумай только! Ванька десять лет к ней бегал! Десять лет! Сколько я слез пролила? А теперь я должна ее прятать! Ты сам подумай: ну что я родителям-то скажу?
— Скажи: подруга.
— Ха! Подруга! А то они не знают моих подруг!
— Зоя…
— Уезжай. Богом тебя прошу: уезжай.
— Ты думаешь, мне легко? — злится он. — Ванечка любимый, обожаемый десять лет к другой бабе бегал! Ах, ты подумай, дома не ночевал! А меня не бросили десять лет назад у порога загса? Или ты все забыла? Кому из нас хуже, спрашивается? Я-то терплю. Кто любит, тот простит. Все равно ж его больше нет. Нечего делить-то, Зоя.
— Ты на жалость не дави, — зашипела она. — Сам виноват. Не смог удержать.
— Сама виновата, — огрызается он. — Не смогла.
— Все вы, мужики, одинаковы. Ты тоже хорош! Жена с младенцем, а он с любовницей!
— Она ничего не помнит. И Ваньку не помнит.
— Я слышала, ее тоже газом отравили.
— Да.
— Ну что мне делать, Свисток? Мать-то с отцом в гости поехали, к кумовьям. Говорят, засиделись здесь, в деревне. В воскресенье вечером только вернутся.
— Видишь, как все замечательно! И объяснять никому ничего не надо! Ну так что? Зоя Анатольевна?
— Я ее на террасе положу, там прохладно. Насколько она сюда?
— Дня на два, не больше. Потом я что-нибудь придумаю. — Он машет рукой женщине, сидящей в машине: — Эй! Иди сюда!
Пока она вылезает, говорит Зое:
— Только ты знай: она и имени своего не помнит. Если не будет отзываться на Лесю, не удивляйся.
— Как же мне ее звать-то?
— Образуется, — невпопад говорит он.
Женщина уже рядом. Смотрит на Зою и пытается улыбнуться:
— Здравствуйте.
— Ну, здравствуй, — сквозь зубы говорит Зоя.
— Мы знакомы?
— Да уж. Знакомы. — Похоже, Паренкина еле сдерживается, и он спешит на помощь:
— Мы в магазин по дороге заехали, — говорит торопливо. — Продуктов купили. Гостинцев Головешкам.
— Значит, ты был уверен, что я вас впущу! Ах ты…
— Разве ж ты стерва, Зоя? Вот уж чего в тебе никогда не было. Даже в школе никогда тетрадку рукой не закрывала. Все, кто хотел, списывали.
— А ты, рыжий, больше всех старался, — беззлобно сказала Зоя. Похоже, успокоилась. — Ладно, идите в дом. Чай будем пить.
— Давай, я воды принесу.
Он берет у нее ведра и оставляет их вдвоем. Хорошо, что женщина ничего не помнит. И не признает себя Лесей. Интересно, разберется во всем этом Зоя?
Когда он возвращается с водой, женщины мирно о чем-то беседуют. Прислушался: о своем, о женском. Беременность, роды.
— А тебе где постелить, Руслан? — спрашивает Зоя. — Тоже на террасе?
— Я не останусь. Дела у меня.
— И куда ж ты собрался на ночь глядя?
— Да так. Приятель меня ищет.
— Когда ж вернешься?
— Когда вернусь? Не знаю, — грустно говорит он.
Потом отзывает женщину в сторонку.
— Переночуешь здесь. Диск я забираю с собой.
— А завтра что?
— Завтра будет завтра, — невесело шутит он. — Ну, не плачь. Образуется.
Пока они собирают на стол, он, крадучись, заходит на террасу и сует диск под матрац. За чаем пытается шутить, как обычно, подумает о своем. В первую очередь о том, что оружия при нем нет. Да если бы и было. Толку-то? Их много. Всех перестрелять не получится. Обратиться за помощью по месту бывшей работы? Может, медаль дадут. За отвагу. Посмертно.
Надо вступить в переговоры. Выслушать их предложения. Ладно бы только Леся. У него жена, ребенок, мать. Мать! Если они в Первомайском… Он хватается за мобильный телефон. Потом засовывает его обратно в карман: остынь. Ответит все равно Петя Зайцев. А если мать не у них? Значит, это вопрос времени. Ребята серьезные. Надо вступить в переговоры. Если бы не труп в «Лесном», который хотят повесить на Лесю… Если бы не труп…
Тогда все было бы проще.
— О чем задумался, Руслан? — спрашивает Зоя.
— Ехать надо.
Он нехотя поднимается из-за стола. Говорит строго:
— Вы обе вот что: мне не звонить. Если надо, я сам позвоню. Сидите здесь и — тихо.
— Да что случилось-то? — спрашивает Зоя. — Ты можешь толком объяснить?
— Потом. Я тебе потом все объясню. Ты жена офицера. Должна понимать. Ну? Всегда так было. Мы уходим, а вы ждете.
— Руслан…
— Все. Ушел.
Он выходит на крыльцо и смотрит на небо. Вечереет. Ехать надо. Провожают его обе. Стоят на крыльце и смотрят, как он садится в машину. Он же делает вид, что знает, куда ехать. А на самом деле…
Останавливает километра через три. Выруливает на обочину и глушит мотор. В это время звонит его мобильный телефон. Номер скрыт. Он уже догадывается, кто звонит. Надо ответить.
— Да.
— Руслан Олегович? — без всяких эмоций спрашивает Петр Иванович Зайцев.
— Он самый.
