Царица, значит. Что ж, каждый сходит с ума по-своему.
Он налил еще рюмку водки и полез в холодильник за огурцами. И тут зазвонил мобильный телефон. Глянул на дисплей: Сашок Феофанов. Нехотя ответил:
– Котяев слушает.
– Андрей Митрофанович, я по поручению начальства звоню, – официально сказал напарник. – Что у тебя случилось?
– А что такое? – деланно удивился он.
– Третий день на работе не появляешься. Дел по горло, сам знаешь.
– Болею я. – Голос у него был хриплый.
– А завтра как?
– И завтра болею.
– Ты принеси документ, – извиняющимся тоном сказал Сашок. – Гайки завинчивают, поэтому начальство требует.
– У меня за десять лет ни одного больничного. Это начальство помнит?
– Все помнит. Потому и терпят твой загул. Но надо бумагой прикрыться.
– Какой загул? Я болею!
– Не мое дело, конечно... Город у нас небольшой, и раскатывать по нему на красной «Бентли»... – замялся Сашок.
– Если в она у меня была!
– Ты поаккуратнее. Время сейчас такое. Телевизор-то смотришь? Задача номер один – борьба с коррупцией. Везде работают проверяющие. А лес рубят – щепки летят.
– Понял, не дурак, – зло сказал он. – Больничный принесу.
– Я ж по поручению...
– Привет передавай. По поручению.
Он дал отбой. Посмотрел на ополовиненную бутылку водки: «Надо завязывать. И в самом деле, зарвался». Потом, чертыхаясь, выудил из банки соленый огурец, нарезал, выпил, закусил, налил еще...
Ни одно из обещаний, которые он себе давал в последнее время, не было выполнено.
* * *
На следующий день Андрей Котяев заехал в офис Копейко и взял у секретарши оставленный для него конверт. В машине пересчитал: ровно сто тысяч, все – крупными купюрами. Новенькие, он, казалось, слышал, как они хрустят. Держать деньги в руках было приятно. Раньше он этого за собой не замечал. Получив зарплату, в тот же день отдавал жене, оставив себе на мелкие расходы, а когда развелся – маме. Последнее время, правда, они жили не вместе, и зарплату он оставлял себе всю. Но в конверте от Копейко была не зарплата. Это была халява.
Надо бы их спустить, эти деньги. Поехать в ночной клуб вместе с Алиной, у нее это лихо получается. Но с Алиной они в ссоре. То есть, она с ним порвала. Как сказал Мотало, испугалась. Все правильно: он не хомячок. И он еще до нее доберется!
После недолгих раздумий, Андрей Котяев поехал к Оле, на работу. Спускать деньги без женщины скучно. Кто-то должен тобой восхищаться, оценить твою щедрость, получить с твоих барышей дорогой подарок или много маленьких, но не очень дорогих, посидеть в ресторане. Разделенная радость – радость вдвойне. А для простушки Оли он теперь Рокфеллер! Так что радости будет целый мешок! И это здорово, потому что такой шикарной женщине, как Алина Вальман, его радость надо под микроскопом разглядывать. А и хорошо, что Алина с ним порвала!
Народу в поликлинике во второй половине дня было не много. Все талончики разобрали с утра, поэтому к окошку, где скучала Оля, подходили только со справками да с больничными, проштамповать. Он сунул голову в окошко и, улыбаясь, сказал:
– Привет!
– Мужчина, у вас чего? – холодно спросила она.
– Зайка, я соскучился. Я зайду, а? Открой мне дверь.
– Следующий! – закричала она.
Его толкнули в спину:
– Мужчина, отойдите! Мне надо печать поставить!
Обернулся: женщина начальственного вида, с больничным листком в руке. Огрызнулся:
– Мне тоже надо. Зайка, я тебе подарочек принес! Открой, а?
– Мужчина, не задерживайте очередь! Следующий! – крикнула Оля.
Стоящая за ним женщина попыталась просунуть в окошко больничный.
– Да погоди ты, – отмахнулся он. – Оленька, я мириться пришел!
– Да что ж это такое! – закричала очередь. За женщиной с больничным листком теперь стояли еще двое. – Мужчина, не задерживайте!
– Я по делу!
– Мы все по делу!
– Да он пьяный!
– Милиция!
– Спокойно! Я сам милиция! – Котяев выхватил из кармана удостоверение и поднял его над головой. И повторил в окошко: – Оля, открой!
– Ни за что!
Подошли еще двое. Раздались крики:
– Нашли место отношения выяснять!
– Девушка, да впустите вы его!
– Безобразие просто!
– Вы читать умеете?! – закричала Оля. – Посторонним вход воспрещен! Я никого не обязана впускать!
– Мужчина, отойдите!
Широченной спиной он загородил окошко и угрожающе сказал:
– Слышь, Зайка? Я никуда не уйду! Давай, родная! Открывай!
– Да это ж ее муж! – загалдела очередь.
– Похоже, бывший!
– Имущество делят!
– Не... Он сказал: мириться пришел.
– Открой ему, шалава! – завопила старуха с кучей справок в руке.
– Сама ты шалава! – крикнула Оля. – Еще и оскорбляют! Вот гады! Щас я вас проштемпелюю! Получите вы у меня печати!
И захлопнула окошко.
– Безобразие! – загалдела очередь.
– В наше-то время так мужиками бросаться!
– Дура она!
– Эт точно!
– Оля, открой! – забарабанил он в окошко. – Слышишь, что народ говорит?
– Ага! Щас! – раздалось из регистратуры.
– Девушка, а как же мы?! – возмутилась очередь.
– Не открою, пока он не уйдет!
– Не уйду.
– Нам что тут до ночи стоять?!
– Стойте!
– Да что же это такое? – возмутилась начальственная дама. – Я иду к заведующей!
В это время дверь в регистратуру приоткрылась. Оттуда выглянула Олина подружка, поманила его пальцем и сказала:
– Заходи. Только быстро.
– Ну, наконец-то! – обрадовалась очередь.
Он вошел. Олина подружка открыла окошко:
– А ну, тихо! Разорались! Давайте сюда свои справки!
И лихо принялась шлепать печати. Очередь мгновенно успокоилась. Девушка раскидала ее в пять минут, и вновь наступила тишина. Он в это время попытался объяснить с Олей:
– Я ж сказал, что мириться пришел. Ну, прости меня, а?
– Нет. Никогда!
– Ты же хотела шубу купить.
– Ну хотела.
– Вот.
Он вывалил на стол деньги. Увидев пятитысячные купюры, Оля ахнула:
