– Выходит, все эти люди... твои знакомые, да? Но зачем?
– Просто так, – пожала она плечами, и поставил бокал на туалетный столик. – Ну, продолжим.
– Нет, погоди. Ты впервые разоткровенничалась. Это интересно.
– Я никогда не вру. Всегда говорю только правду. И я никого не заставляю.
– И ты никем не дорожишь? У тебя нет семьи? Кстати, а почему детей нет?
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– Я эту ночь купил. Имею право.
– Я знаю, чего ты добиваешься.
– И чего?
– Установить со мной эмоциональный контакт. Чтобы я тебя пожалела и отпустила. Подарка добиваешься. В общем, не хочешь платить. Твой друг, кстати, вел себя благородно. И не пытался применить свои знания, чтобы меня разжалобить. А он был гораздо умнее тебя. И хорошо разбирался в психологии людей.
– А... давно вы это затеяли?
– Давно. Он позвонил через пару дней после твоего первого визита. Я спросила, откуда у него номер моего телефона...
– Ах, визитка... Она выпала из моей папки, а Эдик ее подобрал. Твой номер телефона запомнить легко. И все это время вы общались? За моей спиной, да?
– Это тебя не касается.
– А остальные? Ну, Курехину ты помогла. То есть, Гена. Он что, не хотел платить?
– С самого начала не хотел. Он был такой наивный, а думал, что крутой... Это было легко. Он хотел уйти, но за дверью моей спальни тупицу ждала Гена. Я знала, что он не заплатит, хотя... Тот мальчик... Который повесился...
– Саша Крылов?
– Да, кажется, Саша. Он ведь сам. Такой честный оказался, – усмехнулся Алина. – Это тоже было легко: увидел красивую жизнь, дороги туда ему не было... С праздника жизни – прямиком в армию, терпеть издевательства дедов. Он и повесился.
– А ты жестокая, – он с интересом посмотрел на Алину. – Никогда не встречал таких женщин. Да и мужчин. Убийц встречал, да. Но чтобы так, ради развлечения... Жестоко.
– Отомсти мне, – улыбнулась Алина.
И опять она своего добилась. На это раз он старался сделать ей больно, но она только стонала от удовольствия. Все, что он ни делал, его только ослабляло, зато ее делало сильней. Это была бессмысленная борьба. Никогда ее не победить. Она не делает ошибок и ничего, похоже, не боится. Интересно, а кто его заставит заплатить? Тот самый охранник? Или у нее есть кто-то другой? Сводный братец, к примеру. Но условия сделки будут выполнены, в этом сомневаться не приходится. Выхода нет. Ну нет его!
Потом Алина ушла в ванную, а он какое-то время лежал, курил. Встал, прошелся по комнате, отодвинул тяжелую портьеру: на улице было темно. Невольно подумал: «Слава Богу». Подошел к старинному комоду, стоящему у стены, наугад открыл один из ящиков. Когда вернулась Алина, он лежал, смотрел в потолок. В общем, готовился. Теперь он знал, что делать.
...Он и не заметил, как начало светать. Алина, уставшая, задремала. Глядя на ее томное лицо с потяжелевшими веками и припухшими от поцелуев губами, он тихо спросил:
– Когда ты уезжаешь?
– Какая разница? – она сладко потянулась.
– А утро, это когда?
Она открыла глаза.
– А что, уже светло?
– Начало шестого.
– У тебя еще есть время. Пока солнце не взошло. – Она зевнула.
– Не хочешь, чтобы любовники видели тебя при дневном свете? – догадался он. – И без косметики. А вдруг пожалеют о сделке?
– Разве тебе было плохо? – она опять зевнула.
– И все-таки.... Почему ты так в себе уверена?
– Потому что я – это я!
– А ты эгоистка.
– Это мужчины эгоисты. Причем, все. Когда тебе от меня ничего больше не надо, ты начинаешь выяснять отношения. Понятно: платить не хочешь.
– Ты мне уже второй раз об этом говоришь. Остановись, а то из цариц сразу станешь базарной бабой.
– Значит, ты отказываешься платить? Что ж, это не в первый раз.
– Я не отказываюсь.
Он встал и направился к креслу, где оставил свою одежду.
– Ты куда? – приподнялась на локте Алина.
Из внутреннего кармана пиджака он достал пистолет, снял его с предохранителя и повторил:
– Я не отказываюсь...
* * *
Андрей Котяев раздвинул тяжелые портьеры: вставало солнце, день выдался ясный, и ему было спокойно. Алина лежала на кровати, казалось, что она уснула. Крови вытекло мало, выстрел был точный, прямо в сердце, и всего один, второго ему не потребовалось. В спальне пахло ее духами.
Он старался на Алину не смотреть, после смерти она подурнела и постарела. Было обидно, что из-за этой женщины погибло столько неплохого народу. Еще обиднее, что из-за нее погиб Эдик Мотало, великий человек, и мизинца которого Алина Вальман не стоила. Но теперь все ее психологические эксперименты над людьми окончены, а последний явно был неудачен.
Делать ему был нечего, и торопиться некуда. Он подошел к комоду из красного дерева, открыл один из ящиков. Среди обычной женской чепухи нашел листок бумаги, развернул и прочитал:
«В моей смерти прошу никого не винить. Я ухожу из жизни добровольно, без всякого принуждения».
Подписи не было, даты тоже, а написано от руки. Похоже, это был черновик, автор текста сама Алина, она же писала. Ване Курехину текст не диктовали, он его старательно списал с образца. Это и была единственная ошибка Алины Вальман. Она предусмотрела все, и привлечь ее к уголовной ответственности было невозможно, сама она никого не убивала. Но черновик ей оставлять не следовало. Он нашел его ночью, когда она вышла в ванную комнату, совершенно случайно, и тут же принял решение.
Записку он положил на туалетный столик. Потом взял пистолет и вложил ей в руку, сжав пальцы, чтобы на рукояти остались четкие отпечатки. Он делал это машинально, до конца не уверенный в успехе. Но попытаться можно.
После всего этого Андрей Котяев достал из кармана мобильный телефон и позвонил Феофанову. Было утро, половина седьмого и Сашок, само собой, начал ругаться.
– У нас труп, – сказал он, и сам не заметил этого «у нас».
– Где? – оторопел Сашок.
– Алина Вальман... В общем, она умерла.
– Что, тоже застрелилась?
Он молчал.
– Ну ты даешь! Сейчас приеду.
Когда прислуга заступила на работу, дом уже был полон народу. Охранник угрюмо оправдывался:
– Она меня отпустила. До утра.
– Ты уверен, что отпустила? – пытался нажать Феофанов.
