— Вас ждут.
И тут же по внутренней связи доложила шефу, что пришли из милиции. Волнистый прошел в просторный директорский кабинет. Он сразу понял, что Николай Васильевич живет работой и на работе. В его апартаментах были для этого все условия. В смежной комнате — душ, ванная с джакузи, рядом кухня, откуда аппетитно пахло кофе. Огромное окно выходило на широкий проспект. За бронированным стеклом Москва наращивала обороты нового делового дня. Механизмы города, включенные на полную мощность, постепенно разгоняли столицу, как летящий по трассе автомобиль. Она уверенно двигалась к вечеру, везя своих жителей‑пассажиров к уютным диванам, включенным телевизорам, ужину и глубокому сну, похожему на короткую остановку для заправки горючим.
Хозяин кабинета выглядел уставшим. Он долгое время работал на пике этого бурного движения. Раскатов был не простым пассажиром, а одной из тех важных шестеренок, которые обеспечивают работу всего механизма. Но даже металл изнашивается. Вот и Раскатов износился. Отеки под глазами и нездоровый цвет лица выдавали проблемы, с сердцем. Долгий перелет вымотал Раскатова совершенно, но он пришел в офис и начинал рабочий день с вещей крайне для себя неприятных.
— Секретарша у вас… — с уважением сказал Волнистый. — Шустрая.
Раскатов без лишних слов полез в сейф, достал какой‑то документ. Потом вынул из сейфа бутылку коньяка, две крохотные рюмочки. Налил.
— Знаю, что рано. Но не выпить за упокой ее души не могу. Славная была девушка. Жаль.
Волнистый спорить не стал, выпил вместе с хозяином, а Николай Васильевич, разглаживая вынутый из сейфа документ, стал рассказывать.
…Впервые она появилась в его офисе в начале лета. Без смущения оглядела приемную и с чувством превосходства посмотрела на секретаршу, сидящую за столом. Та невольно поджалась. На Нэтти смотрели все: кто такая? Зачем пришла?
— К Раскатову, — коротко сказала Нэтти охране: И ее пропустили!
Она села на диван, взяла журнал. Ничего не спросила, секретарю не доложилась. Вела себя так, будто ее здесь ждут. И вот дверь директорского кабинета открылась, хозяин вышел в приемную с‑папкой в руках. Нэтти поняла: собрался по делам. И тут же отложила журнал и поднялась. Они с Николаем Васильевичем были одного роста. Нэтти улыбнулась и приблизилась. Глаза в глаза. Ее королевское достоинство Раскатов сразу же оценил и вежливо спросил:
— Вы ищете работу? Я тороплюсь, подготовьте резюме и оставьте менеджеру по кадрам. Я скажу, что вы мне понравились.
Секретарша за столом встрепенулась. Нэтти же спокойно сказала:
— Я ищу доказательства того, что Евгения Львовна Раскатова не умеет честно вести дела.
Услышав про бывшую жену, Николай Васильевич посмотрел на Нэтти с интересом:
— Вы кто?
— Я у нее работаю.
— С вами что‑то случилось?
— Да. Вы помните Дашу?
— Пойдемте.
Из офиса они вышли вместе. Раскатов задержался еще на минуту. Потом дал Нэтти визитку и, садясь в машину, сказал:
— Позвоните мне домой. Я думаю, об этом надо говорить не в офисе.
Нэтти была умницей. Она умела завоевывать расположение людей. Беседовать с ней оказалось приятно и легко. К тому же она просчитала ситуацию. Раскатов жалел, что после истории с Борисом так легко отпустил бывшую жену. Оставил ей свободу. Нэтти рассказала, что в доме Евгении Львовны ее пытаются посадить на наркотики. Подсыпают отраву в чай. Николай Васильевич связал это напрямую с Евгенией Львовной. Сам не заметил, как рассказал незнакомой девушке про Бориса. Они беседовали долго и договорились встретиться еще раз. Раскатов даже предложил Нэтти бросить все и работать у него…
— Она отказалась? — спросил майор.
— Нэтти любила свободу, — задумчиво сказал Раскатов. — Она не хотела работать на кого‑то. Только на себя. Я же, каюсь, обрадовался, что в агентство Евгении заложена бомба. Я дал Маше слово, но… Я и не собирался мстить своей бывшей жене. Я просто показал этот документ Нэтти. Взгляните.
Майор наконец‑то взял в руки признание, написанное собственноручно Евгенией Львовной Раскатовой. Стиль оставлял желать лучшего.
«Я, Раскатова Евгения Львовна, признаюсь в том, что совместно с Дарьей Семеновой покушалась на жизнь и здоровье Бориса Раскатова. По моему наущению Дарья систематически подменяла таблетки Бориса от астмы на наркотический препарат.
Кроме того, признаюсь в том, что по причине ревности я убила свою подругу Анжелику Носкову, совершив на нее наезд. Пытаясь скрыть следы преступления, я хотела подстроить себе небольшую аварию, но попала в больницу. Все вышесказанное написано мной в здравом уме, твердой памяти и без всякого давления.
Евгения Раскатова».
В конце — размашистая подпись. Прочитав это, Сергей Павлович в волнении спросил:
— Так вы что — на Анжелике Носковой хотели жениться?! На матери Ричарда?!
Раскатов кивнул:
— Да. На Анжелике. Если бы я знал, на что способна Евгения… Она всегда была собственницей. Я чувствовал перед ней определенные обязательства, хотя никогда и не любил. Все‑таки благодаря ее отцу сложилась моя карьера. Да… Карьера… Евгения сама познакомила нас с Анжеликой. Это была необыкновенная женщина. Простите.
Он, не раздумывая, налил в рюмку еще коньяку, выпил одним глотком. Потом махнул рукой на все стоящие и лежащие на столе телефоны.
— Подождут. Всю жизнь у меня украли. Впрочем, что я говорю? Сам отдал. Знаете ли, устал от материального. Моя бывшая жена Евгения Львовна все переводила на деньги. Помню, как‑то весной ехали мы с ней за город. И что‑то меня разобрало. Птички поют, солнышко светит. Красота! Я за делами не замечал смены времен года. Весны не замечал. А тут расслабился, по сторонам смотрю. Женщина рядом. Любви не было, но сколько лет вместе прожили! Должна понять. И говорю ей: «Весна, Женя! Красота‑то какая, а? Птицы поют. Хорошо!» А она тоже улыбается и отвечает: «Ну да. Весной всегда так. Подвеску у машины поменяли, резина новая, и задние амортизаторы механик заменил. Дорого, конечно, зато не трясет. Хорошо». Вот тут и взяла меня тоска. Захотелось о вечном. О любви. Анжелика была для меня весной. Хотел развернуть свою жизнь в другую сторону и… Развернул, — горько сказал он. После паузы продолжил: — Я‑то не знал, что Женька может так ревновать. Словно взбесилась. Не знаю, по мне она убивалась или по имуществу, которое делить придется. Я ей долго не говорил, что ухожу именно к Анжелике. Но Женька, конечно, выследила. Я и не знал. Главное, что дома сидел, когда она Анжелике звонила. Нет бы трубку снять у параллельного телефонного аппарата. Думал, с очередной продавщицей договаривается насчет новой тряпки. Она вскоре ушла, а я дома остался. А потом позвонили и сказали, что моя жена в больнице. Пока туда, пока по врачам, да к теще. Потом, ночью уже, когда решился Анжелике позвонить, Дик мне сказал, что мать сбила машина. Насмерть.
