Слышали бы вы, коллеги, какой визг тогда подняла мама мальчика при виде этой сцены: здоровенный мужик, крепко держа ее сыночка за красное и уже раза в два увеличенное ухо, заводит ее чадо во двор, — тут Марк усмехнулся и сказал:
— Короче, друзья, если бы не старичок, который, оказывается, всю сцену «протыкания колес» наблюдал из окна стоящей напротив двухэтажки, мне бы не оправдаться вовек. Она уж и милицию вызвала, но крыть ей, как говорится, было нечем.
В общем, отношения между нами испортились намертво. Мы даже здороваться перестали, а вскоре весь наш городок знал, какой эксперт злодей! Из-за какого-то паршивого колеса он чуть ухо не оборвал маленькому мальчику, а еще врач! Однако к концу лета нам дали трехкомнатную благоустроенную квартиру в другом конце городка, и мы практически перестали видеться. На этом, коллеги, заканчивается бытовая часть моего рассказа, которая, как вы успели заметить, к судебной медицине отношения не имеет. И далее будет рассказ о неоднократных встречах на ниве судебно-медицинской экспертизы злодея эксперта и невинного (по утверждения мамы) мальчика. Правда, этот мальчик к тому времени стал уже не мальчиком, а типичным образчиком золотой молодежи местного ро`злива и довольно здоровенным лбом.
А началось все с того, что ко мне по поводу телесных повреждений обратилась девочка семнадцати лет. На лице, в области глаза, у нее был большущий кровоподтек. Знаете, такой могучий, с выраженным отеком обоих век, причем сам глаз вследствие этого почти не просматривался. В общем-то, обычное дело. Эка невидаль, скажете вы — кровоподтек. Видали и пострашнее, и побольше! Так сначала подумал и я. Но когда я ознакомился с обстоятельствами, то понял, что судьба преподнесла мне то, что подспудно я где-то в глубине души давно ожидал. В причинении повреждений обвинялся тот самый мальчик, и наши дорожки, таким образом, опять пересеклись.
А произошло вот что: на школьной вечеринке мальчику отказала в танце одна из девочек, и он, «приняв для храбрости на грудь», на спор с такими же оболтусами, подошел к ней и прилюдно облапал ее. И убежал. Ну, девочка всплакнула, но осталась. Вечер-то продолжался и был интересным. Компашка же оболтусов, выпив еще, раззадорилась. Мальчик расхрабрился и сказал, что все это ерунда, что он сейчас подойдет к этой недотроге и при всех снимет с нее юбку. Что и сделал! Подойдя сзади, с силой дернул за подол — и девочка осталась в одних трусиках и колготочках, однако при этом она успела оцарапать ноготками его похабную морду. Вот тогда-то он, обозлившись, ударил ее по лицу. Девочку я осмотрел, описал повреждение и направил ее на рентгенографию с целью исключения перелома нижней стенки глазницы, которого, к счастью, не оказалось. Я быстро напечатал заключение и отдал его девочке.
А на следующее утро для освидетельствования заявился и мальчик. Был он подобострастен, заискивающе улыбчив и всем своим видом изображал раскаяние. Мол, и сам не знаю, дядя Марк, как все это получилось. Выпили, наверное, лишнего — вот и свалял дурака. И говорил он все это очень искренне, раскаивался, чуть ли не слеза катилась по его пухлым щекам. А глаза! Про такие глаза в народе говорят: эти глаза не умеют врать! И я сначала поверил ему! Действительно, мало ли что случается. А потом, уже заканчивая осмотр и печатая акт освидетельствования, я возьми да и спроси у мальчика:
— Ну ладно, ну «пощупал» ты девочку, ну это в какой-то мере понятно: гормоны там, алкоголь. А зачем же ты юбку-то с нее сорвал? Это ж чистой воды хулиганство. Неужели самому-то сейчас не стыдно?
— Стыдно, дядя Марк, — ответил Артем и покаянно опустил голову, — очень стыдно!
— Вот представь, — продолжил я, — какой-нибудь подонок то же самое сделает… ну скажем, с твоей мамой, например: при всех сдернет с нее юбку? Прикинь, какой позор для женщины!
— Ей? Стыдно… позор???? Ха-ха-ха! Да она только рада будет показать все другим мужикам, а вы — стыдно!
И мальчишка визгливо, очень искренне и заразительно расхохотался. Потом, спохватившись, резко смех оборвал и примолк.
После таких слов «любящего» сына о родной маме исчез раскаивающийся парень — подвыпивший дурачок и хулиганишка, на секунду выглянуло мурло самовлюбленного циника, хама и подлеца. И глядя на него, я понял: то, что произошло, еще цветочки! Ягодки будут впереди… точно, будут!
Плюнув на все эти психологические экзерсисы, я закончил осмотр. Описал на щеке у Артема две ссадины, ну такие… очень характерные… от ноготков. Дал им судебно-медицинскую квалификацию, а акт освидетельствования также отдал на руки мальчику — пусть несет куда хочет. Он и принес его к маме. И тут такое началось, прямо ни словом сказать, ни пером описать!
Мама накатала на многих листах заявление в прокуратуру, где среди прочих эмоциональных выплесков были и «конкретные, вопиющие факты» моей необъективности. Например, она обратила внимание товарища прокурора на то, что эксперт на 2 миллиметра преуменьшил размеры ссадин на лице ее мальчика (она их сама дома перепроверяла!). И — внимание! — цитирую дословно отрывок из ее жалобы: «…почему эксперт оценил эти ужасные повреждения на лице моего мальчика как самые легкие, они же неизгладимо и тяжело обезобразили нежную кожу на лице моего сыночка… Эксперт необъективен… не создал равных условий… он на рентген моего мальчика не направлял, а вот эту прошмандовку направлял…» Ну, вы все понимаете абсурдность этих заявлений, но объяснения прокурору писать все равно пришлось. По факту причинения девочке повреждений возбудили уголовное дело, присовокупив туда и юбочно-хулиганские действия. По окончании разбирательства мировой судья определил Артему самое легкое наказание, по вменяемой ему тогда статье.
И теперь представьте, коллеги: пока это дело тянулось, все это время мама с подругами без устали поливали грязью эксперта, то есть меня.
— А ты что же? — спросил Бурков. — Так и промолчал?
— А что я должен был делать? Тоже слухи распускать? Так это — не мое. Пустое! Знаешь же — собака лает… Да плевать!
Некоторое время все молчали. Потом Бурков сказал:
— Ну и что особенного в этом твоем пути? У каждого эксперта бывают такие взаимоотношения и с потерпевшими, и их родственниками. Всегда кто-то недоволен твоими заключениями. Подумаешь…
— А я думаю, — перебил того Михаил, — главное в рассказе еще впереди. Так ведь, Марк?
— Да, все еще было впереди, — начал было Марк, но тут дверь распахнулась, и на пороге появился доцент нашей кафедры Зорин Илья Александрович — высокий, слегка рыхловатый мужчина с вечно улыбающимся лицом.
— Коллеги, кто-нибудь угостит сигареткой бедного доцента?
С наслаждением затянувшись он спросил, медленно выдыхая дымок:
— Кто и о чем сказку сказывает на сей раз?
— Да вот Марк о своей кривой дорожке в специальности излагает.
— А-а-а… ну мы эту историю знаем! Слышали… обсуждали тогда всей кафедрой. Ты прав был тогда, Марк Михайлович. Давай, расскажи ребятам этот случай. Сие — поучительно. — И повернувшись — вышел из комнаты.
