— Доктор, что с вами? Вам плохо, — вскочила я со стула.
А он как-то неуклюже, словно деревянный сел на краешек дивана, закрыв глаза, чуточку посидел и сказал:
— Не спал всю ночь… не могу. — А потом полез в карман куртки, достал листок и протянул его мне. Развернув, я прочла единственное слово: «Прости!»
— Она уехала… навсегда… с этим, — сказал он глухим голосом и вдруг заплакал.
* * *
Домой в тот день он ушел рано. Медрегистратор силком напоила его крепчайшим и очень сладким чаем. Потом он шел один через весь их небольшой городок и совсем не запомнил, как пришел к дому. Только в этот раз у дома он, как обычно, не поднял голову и на окна не посмотрел. Незачем. Он и так знал, что они пустые и слепые. Не хотелось видеть их равнодушный блеск. Дома он принял душ и, переодевшись во все чистое, сел за стол и, положив на него руки, надолго замер. Так прошло часа два, не меньше, а он все не мог решиться. Вдруг в дверь робко и очень тихо постучались. Это были соседи, ее родители.
— Витя, — сказала сквозь слезы ее мама, — это мы виноваты в том, что случилось. Прости нас, если сможешь. Ведь из Средней Азии мы уехали не потому, что нас притесняли, а из-за дочери. Она в 14 лет встретила… этого. И завязалась у них такая любовь, что… В общем, соблазнил он ее, а там с таким клеймом жить нельзя. Все дороги для дочки были напрочь закрыты.
— Ромео и Джульетта… мать их, — пробурчал отец девочки.
— Да-а-а… вот тогда мы и уехали. И никому не сказали, куда именно. Знал бы ты, Виктор, как мы радовались вашей любви. Для нас это было счастьем. Она тебя полюбила искренне, поверь мне как матери. Мы были счастливы, что все так хорошо складывалось. Она ведь у нас единственная.
— Но он нашел ее, гаденыш, — стукнул по столу кулаком отец.
— Да и мы не знали об этом, ничего не знали. Она письмо оставила, вот из него и узнали, что произошло на самом деле. Вот Виктор и все! Мы виноваты. Прости нас, — еще раз повторила она. — Но тогда мы не могли тебе все рассказать. Ну, о ее прошлом…
Он с трудом дождался, когда они закончат и уйдут. Их слова не имели теперь для него никакого значения, никакого смысла.
Он встал и прошелся по комнате. Постоял у окна и, взяв чистый листок бумаги, решительно сел за стол и четким почерком написал: «Явка с повинной!»…
* * *
— Статья 285 УК РФ — злоупотребление служебным положением и скорее всего часть 3. И санкции там, если не ошибаюсь до 10 лет, — тут же прокомментировал Михаил Биттер ситуацию.
— Ну, ни фига себе! А этому… гаденышу… Алену Делону гребаному, что светило? — спросил заинтересованно Бурков.
— А он, скорее всего, пойдет по 109 статье, часть 1, санкция там до 2 лет. Но и то навряд ли. Не привлекут его. Ведь он за границей теперь. И выдачи не потребуют. Вернее, потребовать-то могут, но поскольку это деяние средней тяжести, то всерьез никто за границей его искать не будет. Вот такие дела…
* * *
— …подсудимый, встаньте! — сказал судья, когда закончилось оглашение обвинительного заключения. Но сидевший на зарешеченной скамье мужчина не ответил и продолжал сидеть, опустив голову. И только получив толчок в бок от конвоира, поднял голову и, с недоумением оглядевшись, встал.
— Вы все слышали, обвиняемый? Вам понятно, в чем вы обвиняетесь?
— Да, Ваша Честь! — невыразительным и тусклым голосом ответил мужчина.
— Вы признаете свою вину?..
Любовь, Афган и капитан
Глава 1
После Сашкиного рассказа комната погрузилась в молчание. Потом Самуилыч, со стуком поставив на стол пустую кружку, сказал:
— Вот если бы кто-то рассказал такую историю, где основным мотивом были бы деньги, чистая нажива — не поверил бы. На деньги в подобной ситуации может повестись только полный дебил от медицины! От судебной медицины, — уточнил Самуилыч.
— И от юриспруденции, — добавил Влад.
— А то, что это было сделано ради любви, веришь?
— Да, верю! Верю, несмотря на свои семьдесят с хвостиком. Любовь — то единственное, что правит миром.
— А вот и нет, — тут же влез в разговор рыжий Бурков. — Ты идеалист, Самуилыч! Миром правит жадность!
Тут все как-то враз загалдели, стараясь высказаться по сему поводу, но Мишка Биттер пристукнул ладонью по столу, сказал:
— Стоп, стоп, стоп! Давайте все на боковую. Поздно уже. А то завтра фиг поднимемся. А завтра, как вы знаете, — многозначительно сказал Миша, — консультацию проводит профессор, а он не любит…
— Да, — широко зевнув, поддержал Михаила Самуилыч, — и правда! Пошли баиньки. А завтра, коли будет такое желание…
— …И возможность! — снова вставил свое слово Бурков.
— И возможность, — мельком глянув на того, согласился Самуилыч. — Тогда и продолжим!
* * *
Утром, конечно, проспали, и поэтому завтраком пришлось пожертвовать. Времени только и хватило, чтоб умыться, одеться да бегом лететь на кафедру, ибо все знали отношение профессора Саркисова к «опаздывателям». Однако, к всеобщему удивлению, сам профессор отсутствовал, а вместо него пришел давешний доцент Зорин и сообщил, что профессор у ректора, а посему начало занятий будет проводить он…
Потом доцент оглядел нас и добродушно улыбнулся:
— Вижу, вижу: глаза красные, лица заспанные — небось к экзамену готовились допоздна? Я угадал? — И не дожидаясь ответа, хитро улыбнувшись, спросил:
— Ну и какая же глава из учебника… то есть я хотел сказать: какая из историй вам понравилась больше всего?
— А вы разве были у нас? — наивно удивился Бурок.
— Был. И почти все истории слышал: я ж по общежитию дежурил. Так что благодаря вам торчал там весь вечер. — Потом он улыбнулся и добавил: — О чем не жалею, кстати. Ваши рассказы были очень интересные и весьма поучительные! Ну а понравились мне больше всего две истории. Первая — это про бабушку, внука и шило. По-моему, это курсант Царюк рассказывал. Так?
— Он самый, — ответил Саша. — А вторая? Какая вторая история вам, Александр Ильич, запомнилась?
— Ну, я не буду оригинальным и отвечу, как Штирлиц. Запоминается — последнее. Вот и мне последняя история понравилась — про любовь мужчины и девочки. Трагично, но жизненно. — Потом помолчал и сказал:
— Пока суд да дело, расскажу я вам, коллеги, одну историю — как мне кажется, совсем не рядовую. Случилось она не со мной, а с моим учеником году этак в 1986–1987-м. — Тут он прервался и, глянув на нас, нерешительно сказал:
— Впрочем, коллеги, если у вас есть вопросы по переломам костей таза, мы можем сначала их разобрать…
— Н-э-е-ет, — дружно взревело два десятка глоток, — рассказывайте, Александр Ильич, вопросы подождут.
