Следователь сначала наотрез отказал, но потом, когда майор сказал: Да пусть едет с тобой в «Волге». В ней и просидит всю операцию. Все равно машина будет в стороне стоять, — он согласился, и я поехал. И там меня взяли в заложники. И произошло это так.
Когда мы оказались на месте, то с водилой, тоже гражданским человеком, остались в машине и только издалека наблюдали, как бойцы ОМОНа занимали позиции вокруг дома. А больше я ничего не запомнил, потому как внезапно открылась задняя дверь «Волги» и в машину сел мужчина. Ткнув стволом пистолета в затылок водителю, он приказал нам молчать и не дергаться, а руки держать на виду.
— Кто шевельнет хоть лапкой — застрелю. Это «стечкин», пуль хватит на всех, — а потом приказал заводить и медленно ехать к дому Шурави. Я, надо сказать, не испугался, все воспринималось в тот момент как игра, что ли? В общем, несерьезно, понарошку. Я даже попытался поговорить с мужчиной, но он велел заткнуться и пасть не разевать. И только когда он сказал это, я понял, что никакой это не мужчина, а совсем еще мальчишка. В общем, когда подъехали поближе к руководителям операции, он отправил водителя к начальству с требованием освободить Шурави и добавил, что если не выполнят его требование, то он пристрелит этого, — он ткнул пистолетом мне в затылок, а сам — он показал гранату — подорвется. В общем, все забегали, но близко не подходили. Так прошло с полчаса, а потом из калитки дома, где брали Шурави, вышел майор, а с ним молодой, слегка прихрамывающий, худенький паренек. Они спокойно подошли к машине, и Шурави — это был именно он — приказал захватчику бросить ствол и выходить. Вот так я побывал в заложниках. Этих обоих ребят скрутили и увезли.
Подбежавшие люди вытащили меня из машины, взялись тормошить, расспрашивать, задавать какие-то вопросы. Но мне это как-то было… безразлично… неинтересно — слова не подберу, а вот чувство, что все это игра, не имеющая ко мне никакого отношения, было, — сказал Саша. — Только через пару лет, когда закончилась вся эта история, я понял, почему так все произошло.
Глава 2
Новый, 1996 год встречали семьями. Собралось довольно много народа, и конечно же, Эдик с Михаилом. Нет смысла описывать, как мы его встречали — все и так знают. Ибо у всех этот праздник проходит примерно одинаково. Говоря про «примерно одинаково», мы не имеем в виду богатеньких — тех, кого скоро назовут олигархами. Они в шампанском купались, а мы в русской баньке парились, они вискарь пьянствовали, а мы «ее родимую», чистую, как слеза горного ручья, употребляли. Веселились от души, потому что и заводилы были свои, а не приглашенные артисты. Сначала, как водится, проводили Старый год, потом встретили Новый, после чего весело, до 4 утра пели, пили и плясали. Постепенно веселье стало утихать, все гости расползлись по диванам, кроватям, раскладушкам, а мы подтопили баньку и снова попарились и разговорились.
— Слушайте, слуги закона, а расскажите мне, наконец, как тогда все произошло? Ведь с тех пор больше полугода миновало. А я не знаю многого. Как Миша уговорил Шурави сдаться, почему он мне помог? Чего уж теперь темнить-то?
— Ну, понимаешь, все это закрытая информация, — сказал следователь, — и каждый должен знать столько, сколько знает и ни на грамм больше. — Тут он умолк, и, махнув рукой, сказал: — А впрочем, черт с тобой, расскажи, если хочешь. Я не против.
— А что рассказывать-то? Когда ОМОН блокировал дом, Шурави стал кричать, что всех и все подорвет, и вообще вроде как в истерику впал. А в таком случае лучше попробовать достучаться с глазу на глаз. Ну, я и пошел. Мальчишка сидел за печью и держал связку гранат. Я зашел и сказал:
— Шурави, ты в чеченской войне ранен, а я — в афганской. Нам с тобой делить нечего. Тебя просто положат, если будешь упираться, в любом случае, положат…
— …а так меня в тюрягу упекут, да? Нет! — истерично выкрикнул пацан. — Я уже в зиндане посидел, хватит.
— Тебя не за что садить. Если стволы чистые и ты их добровольно выдаешь, то от уголовной ответственности ты освобождаешься.
Ну а тут передали по рации, что в заложники взяли вот этого лопуха, — и он ткнул пальцем в мою сторону, — Шурави услышал и сказал, что Леха дурью мается, и положив гранаты, пошел со мной. Вот такая история, — закончил короткий рассказ майор.
— А что здесь такого тайного-то?
— Может, и ничего, но приказы и инструкции есть везде, — ответил следователь, не отрывая взгляда от светящегося циферблата больших настенных часов.
На следующий день к столам стали сползаться часам к одиннадцати. Попили: кто пивка, кто степлившегося шампанского, а кто и водочки хватанул. После чего неторопливо расползлись по домам, пожелав не видеть друг друга до конца законных выходных. Остаток дня я вел чисто вегетативный образ жизни: диван, холодильник, телевизор. А что? И так иногда надо. Полное безделье иногда полезно.
Ну а утром второго января я уже ехал на «убийство». Был застрелен крупный авторитет по кличке Слон. По приезде на место хватило одного взгляда, чтобы определить: огнестрельное пулевое ранение головы, стреляли… Я подозвал майора и спросил, как Слон стоял в момент выстрела. Подбежавший охранник показал… и тогда я майору сказал, что пулю, судя по всему, опять не найти: голову она прошла насквозь, а с той стороны, где выходное отверстие, — улица, и пуля так вдоль по улице и ушла в неведомые дали. Вот так! Майор скрипнул зубами и, ругнувшись, ушел, и вскоре до меня донесся отборный… русский язык, при помощи которого майор подгонял своих лейтенантов.
Вскрывать труп пришлось — прощай, выходной день! — на следующее утро. Раздосадованный таким оборотом дела, я, из мелкой пакости, вызвонил на вскрытие следователя, очень туманно намекнув ему, что там есть кое-что интересное. Когда все собрались, я дал команду санитару начинать. Санитар стал снимать одежду, а я ее осматривал, в том числе и содержимое карманов. И среди прочего в нагрудном кармане пиджака я обнаружил визитку. Вернее, я сначала подумал, что это визитка, но при ее осмотре мы поняли, что эта белая карточка только форму и консистенцию визитки имела, но никаких данных, как на обычных визитках, на ней не было. На одной стороне белой карточки красовалась надпись: «Белый Беспредел», а на другой стояли две заглавные буквы — ББ. Мы со следователем долго вертели в руках эту псевдовизитку, но более ничего интересного не высмотрели. От увиденного его настроение резко испортилось, и он, напомнив мне, чтоб я не забыл внести эту находку в описательную часть экспертного заключения, торопливо ушел.
Не успели мы приступить к самому исследованию трупа, как Эдуард вернулся и, подойдя к секционному столу, задумчиво произнес:
— Саша, знаешь что — я тут подумал, — ты пока об этой визитке молчок! Никому ни слова. До поры до времени, ладно? Да, и еще. Саша, ты пока ее и в описательную часть заключения тоже не вставляй, хорошо? Я потом скажу, когда можно будет, — и вышел из зала. Мы с санитаром переглянулись и приступили к работе.
Прошло несколько дней. Слона похоронили с помпой и торжествами, пред которыми меркнут похороны любого государственного деятеля. Слухов о том, кто и за что его грохнул, было предостаточно, но слухи — они и есть слухи. День на третий заявился Эдик — кофейку попить. Был он в благостном настроении и, смакуя халявный кофе, после недолгих уговоров кое-что рассказал:
