– Я бы предложил погулять, но погода не располагает. Забуримся в кафе?
Они «забурились». При чтении меню Катя ощутила голод, но цены кусались, и она попросила лишь зеленый чай.
– Вам следует поесть, – мягко произнес Олег. – И выпить. Что вы предпочитаете: вино, коньяк, виски? Или водку? Я знаю, вы только что вернулись из Франции, там за едой пьют исключительно вино. Но мы в России, так что не стесняйтесь. Смотрите, у них есть телятина с грибами в сливочном соусе, – по-моему, Катя, вам в самый раз. И к ней отлично подойдет рюмка коньяку.
Естественно, Олег снова решил за нее. Иного Катя и не ждала. Если и есть за что поблагодарить Арно, так это за отличный урок. Она теперь умеет распознавать арнообразные мужские сущности!
Она снова посмотрела на цены. Миша присылал ей каждый месяц фиксированную сумму денег, – лишь благодаря брату она могла позволить себе заниматься живописью. Профессия художника неприбыльная, Катя прекрасно знала, но мечтала, что однажды ее картины начнут пользоваться спросом, и тогда она не только сможет обеспечить себя, но и вернуть деньги брату. Он давал их не в долг, нет, он давал их просто так, помогал. Но Миша помогал и другим, он много тратил (и денег, и времени) на благотворительность, на поддержку «трудной молодежи», хотя сам по возрасту недалеко от молодежи ушел: ему было всего тридцать шесть… Катя уважала дело, которым Миша горел. И верила, что однажды сможет не только вернуть ему потраченное, но и внести свою лепту в его дело.
Олег словно уловил ее сомнения.
– Я приглашаю, – произнес он с оттенком извинения: мол, должен был уточнить в самом начале.
– С какой стати?
– Пожалуйста, Катя, выбирайте.
Он произнес это так, будто хотел сказать: пожалуйста, кончайте валять дурака.
Она напомнила себе, что два часа назад постановила стать стервой, а стервы не стесняются, когда за них платят. Наоборот, принимают это как должное. Стесняются только идиотки – питерские интеллигентки. Пора идти в ногу со временем и становиться развязной и бесстыжей москвичкой!
…Как и большинство петербуржцев, Катя имела предубеждение против жителей Первопрестольной.
– А что ты думаешь о конце света, который нам обещают в декабре?
Роман, как просила Александра, пытался разговорить Любу, – для «любимой мачехи» он был готов на все. Они сблизились в последнее время, часто беседовали о жизни, о людях, о книгах, которые он прочитал, о кино. Оказалось, что в восприятии, в чувствовании жизни у них много общего, но у Александры был еще дар находить слова для простого объяснения сложных вещей. Роман обожал ее слушать и некоторые фразы запоминал, как афоризмы.
– Сколько тебе, восемнадцать? – поинтересовалась Люба. – Малыш страшной сказки испугался?
Роман выглядел очень юным, чему способствовали его нежная белая кожа и тонкие черты лица.
– Ты что, мне больше! Мне уже…
– Да ладно, неужто двадцать? А мне двадцать шесть! Так ты испугался?
– Еще чего! Я в такие штучки не верю. А ты?
– Я тоже не верю. Ну, не совсем… Зато о жизни заставило задуматься. Все у меня вроде как в будущем, все отложено. Мама с детства учила: потерпи, все однажды сбудется… Но где оно, это «однажды»? Когда оно наступит? А если и вправду конец света случится, с чем я покину этот мир? Ни любви, ни семьи… Детей не вырастила, дом не построила… Знаешь, я поняла: надо жить здесь и сейчас – вот в чем правда.
– Но ты же не можешь взмахнуть рукой и получить то, о чем мечтаешь. Так не бывает.
– А если завтра конец всему?
– Успею подумать перед смертью, что не разменивался.
– Утешит?
– Между прочим, если бы конец света случился, то и твои дети погибли бы, как все человечество. Может, «построенный дом» и выстоял бы, но вряд ли бы ты об этом узнала.
– Тоже верно…
Некоторое время они молчали, сидя на матах, и Роман понял, что девушка сейчас уйдет. Однако темы для разговора не находилось, Люба не была тем человеком, который располагает к общению. Энергетически закрыта, интроверт. Как он сам еще недавно…
Ну, пусть уходит. Что поделать. Нельзя же человека вытаскивать из самого себя насильно… Когда будет готов (если будет), то сам себя вытащит. Как он, Роман.
И все-таки он сделал попытку.
– Ты его любила…
Роман не столько спросил, сколько констатировал.
И вдруг Любу прорвало.
…Когда она слушала Мишу, все было чудесно: она понимала его мысли, готова была их воплотить в жизнь, но как только он уходил, просто физически отдалялся от нее, то будто свет гас. Все становилось скучным, ненужным и плохим…
Козырев стал для нее чем-то вроде наркотика, думал Роман, рассеянно слушая Любу, который замещает дофамин, так называемый «гормон удовольствия». Проблема в том, что, получая наркотик, мозг полностью прекращает вырабатывать дофамин самостоятельно. Но Михаил, поскольку ответных чувств к Любе не испытывал, давал ей лишь скудные «дозы». И у нее начиналась ломка, когда его не было рядом с ней…
Это только сравнение, конечно, но очень похоже.
– …И кажусь себе такой никчемной, – говорила Люба, – такой ненужной…
Начало фразы Роман не слышал.
– Я тоже так раньше думал о себе. Но потом…
Он мог бы рассказать Любе, как принимал свою потребность в любви за жажду мести; желание все исправить – за желание все разрушить. Как много он сделал ошибок, и сколь многому он с тех пор научился…
Но не стал. Ни к чему ей это знать.
– Но потом, – продолжил он, – разные события в моей жизни… и разговоры с умными людьми… помогли мне понять, что все мы «кчемные». Все мы влияем на ход событий, хотим того или нет. Каждый наш поступок отпечатывается в мире, даже каждый взгляд. Хочешь или нет, но ты влияешь тем самым на его судьбу.
– На чью? – не поняла Люба.
– Мира. Твое слово, взгляд или улыбка, твой поступок – все это несет в себе заряд энергии, доброй или злой. Он впечатывается в чужую энергию, как метеорит в землю, и влияет на ее траекторию, а главное, на ее полюс: плюс или минус.
Так говорила Александра, Роман запомнил этот «афоризм», но считал его уже своим собственным.
– Я слышала подобное… Начальник наорал на подчиненного, тот наорал на жену, она наорала на детей, дети избили кого-то во дворе… Так, что ли?
– Оно самое. Ты доброй улыбкой одарил – поднял настроение. Может, кому-то помог справиться с депрессией, кому-то придал уверенности в себе. Ты каждый день и каждый час множишь на земле либо добро, либо зло. И выбирать – тебе.
– Красивая болтовня!
– Как хочешь. Твое право решать, болтовня это или нет. Но пока ты будешь смотреть на всех унылой букой – и другим сделаешь хуже, и себе. От твоей депрессивности все вокруг впадают в депрессию. Поэтому люди избегают общаться с тобой: кому нужны отрицательные эмоции? Даже последняя дрянь, сеющая вокруг себя исключительно зло, и та хочет иметь для себя эмоции положительные!.. Только Михаил был с тобой нежен и терпелив, но он, как я понял, слушая сегодня твоих товарищей, был выдающимся человеком. Уже хотя бы потому, что обладал очень сильной и щедрой энергетикой. Таких мало. А обычные люди станут бежать от тебя до тех пор, пока ты будешь считать мои слова болтовней.
