Он не врал – у него действительно других покупателей нет и быть не может. История Аиды интересует только следствие… И ее мужа.
– Покажи самую последнюю. В день, когда ее убили.
– Она и в пачке последняя.
…Аида была запечатлена в тот момент, когда она пробиралась через толпу зрителей, покидавших театр. Лицо ее, видное в пол-оборота, выражало тревогу…
– Это все?
– Она через газон потащилась. Этот парень ее у кустов ждал, я его щелкнул издалека, ближе не мог подойти… Вот, – он вытащил предпоследний снимок, где между деревьев неразборчиво просматривался мужчина в куртке с капюшоном. – Ну, я и пошел восвояси. Чего ждать-то? Пока они нацелуются?
Он помолчал. И вдруг добавил с совсем другим выражением лица: серьезным, даже расстроенным:
– Я же не знал, что ее убьют…
Алексею стало вдруг стыдно за то, что он так однозначно плохо думал о Боре. Вся эта пошлость – наверное, просто маска, с которой ему проще жить. Из чего не следует, что человеку неведомы настоящие чувства…
– А то бы я дождался, конечно! Сфоткал бы убийцу! И тогда б запросил в три раза дороже, уж не сомневайся! Или в пять! Даже в десять! Упустил свой шанс, можно сказать, эх…
Лицо его приняло еще более расстроенное выражение. Тогда как лицо Алексея Кисанова приняло выражение брезгливое. Он не мог себе простить мимолетного приступа прекраснодушия, веры в человечество…
Он снова пересмотрел фотографии, на этот раз более внимательно (особо внимательно он изучит их у себя в кабинете, разумеется). На многих из них лицо мужчины, с которым встречалась Аида, было запечатлено довольно разборчиво. Приятное, с мягким и немного застенчивым выражением, небольшая бородка, волнистые каштановые волосы…
– Ты обещал адрес.
– Там есть… – угодливо произнес гиппопотам. – Вот, смотрите… – Он потянулся к стопке, нашел несколько снимков. – Это его метро – «Теплый Стан»… Это его улица и дом… – на фото крупным планом была запечатлена табличка.
Опа-на! Выходит, Кис лихо ткнул пальцем в небо со своей идеей, что любовник ее проживал поблизости от Аиды… Ну что ж, во всем есть свои плюсы: безумный поход по консьержкам теперь не понадобится.
– И тут вот, пожалуйста, он в подъезд свой входит, в первый.
– А квартира?
– До квартиры я не следил.
– Имя-фамилию установил?
– Э-э-э… Не совсем.
– Это как – «не совсем»? Только первые буквы? – съехидничал Кис.
– В каком смысле? – растерялся Боря.
– Фамилию установил или нет? Не темни! – Алексей с трудом сдерживал раздражение, шутить ему больше не хотелось. С тупыми шутить бессмысленно. Как гласит французская поговорка: «У тебя есть чувство юмора? Значит, ты умен!»
У гиппопотама Бори не имелось чувства юмора. И ума не имелось.
– Не успел. Я думал, у меня еще полно времени впереди…
Ну да. И Гектор платил тебе бабки, даже не особо интересуясь результатом. Вот ты и тянул.
– Этот парень каждый вечер уезжал в Теплый Стан?
– Я его не провожал. Мне за Аидой было велено следить, а не за ним. Один раз съездил, адрес установил, и будя.
– Меня особенно интересуют фотографии за день до ее смерти. Где Аида была накануне?
Алексей прямо-таки замер в ожидании ответа: сейчас все прояснится!..
– Накануне? А это какой день недели был?
– Четверг.
– Не, по четвергам они не встречались. У них расписание имелось, я его сразу просек: понедельник – вторник, потом пятница – суббота. И зря время не тратил.
Облом…
Но сокрушаться времени не было, сейчас из Бори надо выжать максимум информации!
– Хозяину отчет по последним снимкам давал?
– Он сразу затребовал, как только узнал, что жену убили… Тоже хотел на последнюю фотку посмотреть… – Боря вдруг встрепенулся. – Только вы ему не говорите! Вы ему не расскажете, что я вам…
– Ты просил, чтобы я не сообщал полиции. И я тебе обещал. А насчет Гектора условий не было.
– Но я… Нельзя ему говорить! Он меня уроет!
Вот тупица. Жадность впереди мозгов бежит… Хотя вряд ли можно бежать впереди того, чего нет.
Боря вдруг резко двинул пачку купюр в сторону Алексея и потянулся за фотографиями. Испугался, передумал.
Но Кис не позволил ему взять снимки, крепко перехватив жирную кисть.
– Забирай деньги, – тихо и грозно сказал он, – и уматывай.
Бегемот, посмотрев на Алексея, схватил деньги, сунул их в свой портфель и резво засеменил к выходу из кафе, сотрясая свои жиры.
– Боря, погоди! Как с тобой связаться, если что?
Но тот, едва обернувшись, только прибавил шагу.
Кис проводил его глазами.
«Глупость человеческая – большое несчастье. Но, случается, приносит пользу другим», – заключил он.
…Теперь домой, на Смоленку, в кабинет! Нужно упорядочить информацию, рассмотреть повнимательнее фотографии!
Кис аккуратно сложил снимки… Нет! У него имелся портретик возлюбленного Аиды и его адрес, – не стоит терять ни минуты!
И он, не медля, направился в Теплый Стан.
Девятиэтажка. По четыре квартиры на каждой лестничной клетке. И «где же ты, моя Сулико»?
На всех фотографиях искомый мужчина был запечатлен с Аидой, а детективу вот так, всуе, совать соседям под нос довольно интимные снимки не хотелось. Интимные в том смысле, в котором Манон говорила о «целомудрии» сестры…
Надо было все-таки сначала домой поехать! Он бы сумел отделить с помощью компьютерной программы портретик возлюбленного от Аиды…
Но детектив уже тут, перед домом, где жил этот человек! Глупо сейчас возвращаться домой. Пожалуй, можно рискнуть и расспросить соседей об «одиноком интеллигентном мужчине», жившем в одной из квартир этого подъезда…
Сказать по правде, Алексей не был уверен ни в том, ни в другом.
Насчет «интеллигентности» – тут проще: фотографии именно на такую характеристику его внешности наводили. Что, конечно, ни в коем случае не гарантия порядочности. Характеристика именно внешняя. За ней вполне может скрываться клиническая сволочь – или клинический шизофреник.
«Одинокий» – тут Кис исходил из весьма зыбкого предположения, что человек, который легко распоряжался своим временем для встреч с Аидой, должен быть одинок… Хотя он отлично знал о существовании разного рода лгунов и мошенников, в том числе и брачных аферистов, которые ухитряются создать у жертвы впечатление, что они свободны и полностью принадлежат «любимой», – тогда как у них имеется семья, жена и дети!
