Однако не все делается так быстро, как хочется: она начала переговоры о цене, попыталась выбить скидку. На превосходном немецком Манон соблазняла фирму рекламой (мол, распишем, как вы помогаете инвалидам!), прося скостить крутую цену… А фирма отписывала, что «такого рода реклама нам не нужна, иначе все инвалиды кинутся просить нас пожертвовать финансовыми интересами предприятия ради их нужд. Мы очень сочувствуем людям, пораженным недугом, однако не можем отдавать нашу продукцию по заниженной цене! Поймите нас правильно…»
Манон понимала правильно. Не зря она получила отличное образование: все эти тайные и явные финансово-экономические соображения были для нее абсолютно прозрачными.
В конечном итоге, после обмена несколькими письмами с изготовителем, она все же решила выделить огромные деньги – свыше тридцати тысяч евро, почти полтора миллиона рублей! – для Наташи. Более того, теперь она знала, что существуют такого же рода протезы и для ног. С ними Наташа могла бы стать совершенно независимой! Но…
НО. Это стоит о-о-очень дорого. Помогая Наташе, она лишит помощи других людей. Только если постепенно, не сразу, по мере поступления средств… Об этих протезах она пока и говорить не станет. Будут деньги – будет и Наташе сюрприз.
Существовала и другая загвоздка в этом деле: для того, чтобы носить протез, нужно согласиться на ампутацию неработающей части руки (и ног, если финансы пойдут)! Протез, без сомнения, сможет выполнить утраченные функции… Но согласится ли девочка на то, чтобы ее лишили части тела, – пусть и неработающей части, – чтобы вместо нее приставить железку? Умную, работающую, но все-таки железку…
«Стоп, – решила Манон. – Сначала обсудим вариант с рукой. А там видно будет. Если Наташа согласится на ампутацию руки, если сживется с протезом, если поверит в то, что и ноги ее можно таким же образом заменить на искусственные… Тогда и будем думать о денежках для них».
Конечно, она могла бы уведомить о своих находках Павла по телефону. Но ей очень хотелось снова увидеть его и Наташу, их золотистые живые глаза. И она не стала звонить. Пусть придут. Она им расскажет, что сумела сделать за столь сжатые сроки. Они это оценят!
Вот поэтому сегодня Манон накладывала макияж с особой тщательностью.
Подумав, она решила надеть бледно-голубой короткий свитер, связанный редкими петлями из шелковой нити, – так, что под ним просвечивал темно-синий топ. Ну и джинсы, как всегда. Манон терпеть не могла манеру одеваться матери и старшей сестры: все эти тяжелые, душные, дорогие платья с переливами парчи и стразов «от» какой-нибудь очередной звезды шмоточного дизайна. Ладно еще мама: хоть она и ушла со сцены, но ее привычка к блеску понятна. А вот Аиде совсем ни к чему! Это ее старит, делает из нее какую-то куклу…
Стоп! А ведь в прошлый раз… да, точно, в прошлый раз Аида пришла к ней в брюках! Манон тогда еще удивилась: до сих пор сестра категорически не признавала этот вид одежды. Да и вообще Дашка стала одеваться значительно проще, чем раньше. Но Манон забыла спросить, с чем связаны такие эпохальные перемены в ее стиле. Надо будет подъехать к сестрице, разузнать, в чем там дело… Нового кутюрье завела, что ли?
Или все-таки влюбилась?!
Примчавшись к себе в офис, мило и скромно обставленный (было бы верхом безвкусицы обставлять его дорогой мебелью, когда к тебе приходят за помощью бедные люди!), Манон первым делом поинтересовалась у сотрудницы, как там дела с поступлением новых благотворительных сумм. И с неудовольствием услышала, что плохо.
– А что отвечают?
– Ничего внятного. Но смысл один: им надоели разные побирушки.
– Побирушки?!
Манон почувствовала, как у нее зубы заныли от ярости.
…Поначалу многие крупные бизнесмены и прочий богатый люд охотно давали деньги: им нравилось слыть добряками, заботящимися о больных детях. К тому же Манон была известна как дочь своего отца, крупного финансиста, недавнего замминистра финансов, а ныне президента межбанковского комитета и владельца парочки крупных холдингов, – отчего «благотворители» его задабривали взносами в фонд дочери: мало ли, связь с такой фигурой всегда пригодится! Манон слишком хорошо знала эту среду и прекрасно понимала, что каждый имел в этом деле интерес, весьма далекий от инвалидов.
Однако, внеся деньги один раз, – отметившись, так сказать, – все эти граждане больше помогать фонду не хотели. Элементарно жмотились.
Она набрала номер одной редакции.
– Оля? Помнишь, ты печатала мой материал о четырех наших звездах попсы и двух банкирах, которые дали деньги для фонда?
– Конечно.
– Так вот, больше не хотят.
– Не удивила. Они лучше унитаз для своей ж…ы отольют из чистого золота, чем поделятся.
– Давай их прижучим! Я уже статью набросала. Сейчас загружу тебе по мылу.
– Не суетись. Они все в друзьях у нашего главного, не пройдет…
Манон набрала еще несколько изданий, с таким же успехом. Повезло ей на шестом звонке. Знакомая редактор, выслушав ее, сообщила:
– Давай предложим этот материал Александре Касьяновой! Знаешь ее?
– Слышала…
– Она сделает проблемную статью, если заинтересуется.
– Вообще-то я хотела тебе предложить не статью, а небольшую заметку… Ехидную!
– Не пройдет, Манон. Это народец зубастый, с больным самолюбием и с большими связями, затрахают всю редакцию. А Касьянова может сделать проблемную статью, где будут примеры…
– И чем это лучше моей заметки? – почти обиделась Манон.
– Александра умеет написать…
– А я не умею? – возмутилась Манон.
– Подожди, не баламуть. Касьянова умеет написать круто, при этом без конкретных имен. Намек будет прозрачным, но никто из них шум поднимать не станет – не посмеет признаться, что узнал себя в портрете! По принципу «неча на зеркало пенять, коли рожа крива»! Она это отлично умеет, можешь мне поверить. Поставим статью на нашем интернет-портале, там у нас жизнь посвободнее.
– Уговорила… Как с ней связаться?
– Погоди, она, по-моему, сейчас в редакции. Жди у телефона.
Через несколько минут Манон ответил приятный голос: «Александра Касьянова, слушаю вас»… Что-то в нем было золотистое и светлое, как глаза Наташи и Павла.
– Давайте сделаем так, – выслушав, произнесла журналистка. – Через три дня мы всей семьей улетаем в отпуск, так что статью я не могу обещать вам раньше, чем вернусь. Но приходите ко мне в редакцию завтра. Часов в одиннадцать, вас устроит? Обсудим детали, а в отпуске я напишу черновик. Покажу вам по возвращении, внесем уточнения, и тогда уже опубликуем. Лады?
Манон согласилась. По большому счету, выбирать не приходилось. Только если обратиться к папе, чтобы он нажал на нужные рычаги… И тогда деньги ей, без сомнения, понесут… Но ей хотелось, с помощью журналистки Касьяновой, пробудить в людях… в спонсорах… совесть. В конце концов, ее фонд – благотворительный, а это такая вещь… вопрос совести! Они должны, просто обязаны очнуться! Понять, что нельзя тратить по миллиону зеленых на Деда Мороза для грудного ребенка, который ничего не смыслит! Когда рядом есть нуждающиеся, несчастные, больные… Тем более такие светлые люди, как Наташа! И ее старший брат…
