Вера послушно выложила из сумочки конверт с фотографиями на стол. Сваха бегло просмотрела их – одобрительно заулыбалась.
– Ваши контакты? Вообще-то анкету мы с вами должны будем заполнить завтра. Но так, на всякий случай.
Вера продиктовала адрес и номера телефонов: домашний, мобильный.
– Все. Жду вас завтра с вступительным взносом до полудня. Да… К слову… Если вдруг меня не будет – это случается крайне редко, но случается, – встретитесь с моей ассистенткой. Она же выполняет и функции кассира. Вас это не смущает?
– Нет, нет…
Ее смущало все! И анкета эта еще. Бегло полистав ее, состоящую из десяти (!) листов, она обнаружила там вопросы такие глубоко интимные, что не хотела, да покраснела. А ведь на них еще придется ответить! И правдиво ответить, иначе смысла в затее не было вовсе. Это Кристина Леопольдовна, заметив ее смущенный румянец, пояснила уже вдогонку.
– К слову, ваши родственники… – хозяйка замялась, провожая ее в холл. – Никто не будет против вашей затеи? Мать, отец, сестра? А то случаются истерики со стороны неподготовленной родни. Судами грозят, не поверите! И, хотя наш контракт составлен так грамотно, что ответственности за их гнев мы не несем вовсе, скандалов мы стараемся избегать.
– Нет, не будут. У меня никого нет.
– Ага. Понятно. Сирота?
– Практически. Отец жив, но… Но я с ним не общаюсь. Он живет очень далеко, даже не знаю, жив ли он?
Конечно, он был жив. Она поздравляла его с каждым праздником. Он не ленился, тоже отписывался. Подарками какими-то обменивались время от времени. Но все – посредством почты. Все через нее. Созванивались раз в год, редко чаще. Почему так? Потому что у отца давно уже была другая семья. Он жил хорошо и спокойно. Покоем своим дорожил и ее приучил к этому. Поэтому она и не волновалась за состояние его дел, равно как и он не волновался за нее. Он даже не знал, что она разведена с Семеном, до сих пор передавал ему приветы.
– Все, Верочка. До завтра.
Кристина Леопольдовна мягко вытолкала ее на улицу. Захлопнула дверь. Веру тут же обступила темнота. Ни одного фонаря. Только свет окна брачной конторы да точка сигнализации адвокатской конторы. Она медленно пошла по улице в обратную сторону от автобусной остановки. Там была стоянка такси. Очень хотелось оглянуться, прислушаться, но она не стала. По опыту знала: стоит сделать это один раз, голова начнет крутиться как заведенная. И прислушиваться не было нужды, было очень тихо, ничего кроме звука ее шагов, осторожных, вкрадчивых.
Ей оставалось до выхода на свет метров четыре-пять, когда ее вдруг кто-то тронул за плечо. Она взвизгнула, вжала голову в плечи. Глубоко вдохнула следом и только хотела завизжать, как тихий голос, показавшийся знакомым, попросил:
– Не надо… Не надо кричать. Я не сделаю вам ничего дурного. Просто хотел проводить.
– Не надо меня провожать! – попыталась она возразить и хотела вывернуться. Но мужчина держал ее крепко. – Пустите!
– Нет, милая. Не пущу! Я все же провожу вас.
– Нет!
Вера начала пятиться, но почему-то, дурная, пятилась в обратную от света сторону. Тут же некстати вспомнила сравнение про ватные ноги и мысленно возразила. Ног она не чувствовала вовсе. Хорошо чувствовала чужие крепкие пальцы на своем плече, это да. Даже сквозь ткань платья и толстый кашемир пальто! Еще чужое дыхание на своем лице чувствовала, мужчина стоял слишком близко. Дыхание было свежим, пахло мятной жвачкой. То есть вызвавшийся ее проводить человек не был пьян.
– Пустите меня! – у нее вдруг закружилась голова. – Пустите, я стану кричать.
– Это глупо. Я не пытаюсь сделать вам ничего дурного, – возразил он каким-то узнаваемым голосом. – Я просто вас провожу.
– Я сама… – она топнула ногой, вышло вяло, безжизненно. – Я иду на остановку.
– Автобус ушел. Последний автобус будет не скоро. Я постою с вами. Идемте!
И, невзирая на ее беспомощные трепыхания, мужчина силой потащил ее в обратную от света сторону.
Кажется, она пыталась кричать. И, кажется, даже пыталась вырываться. Или это ей только казалось? Потом еще было видение, когда он тащил ее мимо крыльца брачного агентства, что Кристина Леопольдовна стоит в светящемся дверном проеме и смотрит на них. По-доброму смотрит, с улыбкой – мягкой, одобряющей. Странная слабость. Странная подавленность. Чудовищное безволие.
Что с ней?! Почему она плетется за ним? Почему не кричит?! Не пытается вырваться?! Неужели с ней все это сотворил страх?!
Глава 2
– Дэвушка… Дэвушка, паастойте!
Молодой мужик с колоритной внешностью жителя гор бежал за ней от самого перрона. Ева не оборачивалась. Он орал, пытался хватать за ручки сумки, пытался уговорить ее сесть именно в его такси. А она просто шла и просто не оборачивалась.
Почему?
Потому что вчера с вечера к ней в купе завалила группа молодых людей – одна девушка и два парня. То есть получалось двое на двое. Они все сразу правильно расселись вокруг столика. Принялись доставать бутылки, закуску. Потом веселились. Навеселились до песен, вызова начальника поезда и угроз высадить их где-нибудь по дороге. Проводница вообще грозилась сдать их в полицию на ближайшем полустанке.
– Ладно эти! – тыкала замученная баба в железнодорожной униформе толстым пальцем в ее попутчиков. – Вы-то приличная с виду, респектабельная дама!!!
– Вот именно, что с виду! – вторил ей начальник поезда, распластанный толстым задом коллеги по двери купе. – Как не стыдно! Люди отдыхают!
– И мы отдыхаем, – возражала ему девушка из троицы. – Просто у нас очень активный отдых!
Они ржали, махали руками, пытались что-то объяснить, как-то подавить гнев представителей железки. Выходило очень плохо. Но все же вышло. Они убавили звук своего разнузданного веселья. Проводница потом к ним зашла на рюмку коньяка. И взяла с собой остатки в бутылке, другу. Другом, как Ева и подозревала, был начальник поезда. Конфликт был исчерпан. Силы тоже. И ближе к утру всех накрыло тяжелым забытьем. Проводница их еле растолкала. Ева быстро метнулась в туалет. Долго умывалась теплой противной водой, чистила зубы в три приема, протирала шею, руки влажными ароматизированными салфетками. Потом терла влажными руками ежик коротко стриженных волос, пытаясь собрать себя в кучу. Похлопала по щекам, чуть поерзала черным карандашом по векам, румянами по скулам. В купе вернулась почти человеком. От опохмелки отказалась наотрез. Отшутилась, когда у нее принялись вытрясать номер мобильного. Быстро схватила сумки и выскочила самой первой из вагона на перрон.
И тут этот таксист…
– Дэвушка, дэвушка, домчу, куда пажелаиишь…
– Я на машине, отвали, – цедя каждое слово, Ева остановилась и тяжело взглянула на таксиста. – Все услышал?
Она умела делать страшный взгляд, неподъемно тяжелый и понятный даже таким приставучим таксистам. Он отстал.
