– Ты правда, что ль, в землянке голая сидела? – спросила та.
Лиля кивнула.
– Я про тебя статью напишу, – сказала Юлька в сердцах. – Получу Пулитцеровскую премию. А лучше роман. Тогда Нобелевскую получу.
– Давай на шкуру сядем? – предложил Олег.
– Да говорю же, ложитесь лучше, айфон мне в руку!
– Чтоб ты не упала.
– Я не упаду. Это просто… так.
Преображенцев кивнул – ну, конечно, просто так, – отвел ее на шкуру и усадил. Лиле было неудобно, некуда девать ноги, а сидеть, как он, она не умела.
Некоторое время все молчали.
Юля Костина быстро прикидывала, как это все вышло.
Полковник представлял, какая бурная ночь впереди у Преображенцева, только ее еще дождаться надо.
Преображенцев думал, что не дождется.
Лиля думала, как хорошо сидеть на шкуре.
– Искали что-то, – ни с того ни с сего покраснев, сказал Олег. – Сначала искали в сумке. Сумку-то утащили на радиостанции! Не нашли. Потом обыскали твою комнату, тоже ничего не нашли. Паспорт забрали понятно зачем.
– Зачем?
– Чтоб ты не могла улететь.
– Я и так не могла улететь! Метель мела, самолеты не летали!
– Ну, вот сегодня метель ушла, а улететь ты все равно не можешь. Паспорта нет.
– Справку мы сделаем, конечно, – задумчиво подтвердил полковник, – только все равно не за пять минут.
– Я не собираюсь улетать.
– Да не в этом дело, Лиль! – возразил полковник с досадой. – Дело в том, что, выходит, тебя им надо здесь зачем-то задержать.
– Но если бы я в тундре замерзла, я бы и так никуда не полетела.
– Есть логика, – согласился Багратионов. – То есть получается, что, наоборот, нет!
– Что могли искать в твоей сумке?
– А в вещах? – встряла Юлька. – Я так понимаю, вещи все разрезали и разорвали, да? Этот человек предполагал, что ты прячешь что-то ценное в одежде. В сумке нет, в комнате нет. Значит, носишь с собой. Типа за корсажем! Что это может быть?
– Понятия не имею, – призналась Лиля.
– Ну, ладно, Молчанова, давай соображай уже! А то из карабина стрелять научишься, а думать разучишься!
– Да я правда не знаю!
– И при чем тут Вуквукай? – опять вступил полковник. – С него все началось-то, айфон мне в руку!.. И кто на радио звонил? Охоту объявлял?
– Охоты никакой нет, – перебил Преображенцев. – Нутэвэкэт так сказал. Никто из тундры не охотится на городскую женщину.
– Зачем тогда звонили? Брехали про охоту?
– Пугали? – предположила Лиля.
– Кого пугали-то? Нас, выходит дело, пугали! Ты-то ничего про охоту знать не можешь, про нее только местные в курсе.
Преображенцев почти все время молчал и думал, но как-то рывками, то и дело сворачивая в сторону медвежьей шкуры, звуков и запахов, которые он чуял своим луораветланским чутьем, ждал и предвкушал их, потом, спохватившись, поворачивал упряжку, и следующий рывок был уже в область инопланетных цивилизаций, скоротечности времени, странных и невероятных перемен, случившихся с ним в последнее время, а думать следовало не об этом, никак не об этом!
Нужно думать, с чего все началось, прав Сан Саныч.
С убийства охотника Вуквукая? С их общих игривых эфиров и придуманных детективов? С чего?
– Надо узнать, кто и куда на метеорологическом вездеходе ходил, – сказал он, чувствуя Лилино присутствие рядом. – Это я узнаю. А ты, Саш, свои все проверь, где были.
– Про свои я в полном курсе. Но на всякий случай, конечно, надо.
– Сумку могли утащить только те, кто был в тот день на радиостанции. Надо у Богданыча список взять, посмотреть, кто входил-уходил.
– Он своих-то с постоянными пропусками небось не записывает?
Преображенцев покачал головой – нет, не записывает.
– То-то и оно.
Олег поднялся со шкуры – Лиля проводила его глазами. Как он встает, скрестив ноги?
– Нам ехать пора. Если ты на самом деле хочешь в эфир.
– Хочу.
– Молчанова, я с тобой, – сказала Юлька.
Преображенцев собрал со стола чашки и понес на кухню.
– Злодей наш, кем бы он ни был, все равно должен закончить начатое. Лиля жива. Мы не знаем, нашел он, чего искал, или нет. Если нет, он продолжит поиски.
– И что это значит? – спросила Лиля.
– Охранять тебя надо, вот что это значит, – сказал полковник озабоченно. И вдруг подмигнул: – Слышь, Олежка, хочешь я ее к себе в часть заберу? Там как в швейцарском банке – мышь не пролетит, муха не проскочит! А?! Не хочешь?! А то давай заберу!..
– Вездеходы, – напомнил Преображенцев. – Ты проверяешь все свои, кто на них ходил, когда и куда. А я у метеорологов поспрашиваю.
– Да они все пьяные вечно, метеорологи твои! У них из-под носа не то что вездеход, ангар можно уволочь, они и не заметят ничего! Потом проспятся – нет ангара!.. Ну, решат, что, стало быть, пропили!
– И посмотрю, кто на «Пургу» в тот день приходил. Может, гости какие-нибудь.
– Да, – согласился полковник озабоченно. – Погода вернулась, теперь злодей наш в любую минуту может того… тю-тю…
– Да это свой кто-то, Сан Саныч!
Багратионов хотел было энергично возразить, даже рот открыл, но спохватился и рот закрыл.
– Ка-а-акой вы горячи-и-ий! – протянула Юлька Костина. – А можно я возьму вас под руку? Я боюсь поскользнуться и упа-а-асть!
Полковник моментально подставил ей руку калачиком, и они пошли к выходу и там возились недолго, и слышались оттуда игривые Юлькины смешки и басовитые полковничьи похохатывания, а потом одна за другой хлопнули входные двери.
Лиля с Олегом посмотрели друг на друга.
Очень многое нужно сказать. Спросить. Получить ответ.
И совершенно ясно, что ни поговорить, ни спросить не удастся. Они молча оделись и вышли на улицу, в холодный и ослепительный солнечный свет.
– …Я, Олег Преображенцев…
– …и я, Лилия Молчанова…
– …прощаемся с вами до завтра.
– …еще раз спасибо всем, кто искал меня!
– …время новостей на радио «Пурга»!
В коридоре толпился народ и продолжалось безудержное ликование по поводу Лилиного чудесного спасения. Радиостанция встретила ее так, как будто она летчик Водопьянов, прилетевший на льдину, чтобы спасти экипаж «Челюскина», и ей то и дело приходилось напоминать себе, что в этом нет ничего странного. Просто на этой планете живут инопланетяне, что совершенно логично, как выражается полковник Багратионов. Инопланетянам почему-то есть дело до Лили, до ее жизни и смерти. Это никак и ничем нельзя объяснить, только инопланетным разумом.
