Она же инопланетянка. Чужачка.
Собачья упряжка давно сорвалась с привязи и неслась по тундре, и не догнать ее, и не остановить, но все же Олег Преображенцев, диджей радио «Пурга», остановился.
– Лиля, – сказал он и, вывернувшись от нее, сел в изножье узенькой коечки на пятки.
Она моментально потянулась за ним – таким болезненным и непонятным показалось ей это отстранение.
Лицо у него горело и казалось очень смуглым.
– Лиля, я должен забрать тебя… к себе.
Она не слушала, гладила его скулы и волосы, рассматривала, удивляясь как будто.
– Поедем.
– Я не поеду в Москву.
– Нет, – сказал он и перехватил ее руку, – пока не нужно в Москву. Поедем со мной.
– Куда?
Он встал и поднял ее. Лиля не понимала, куда и зачем нужно ехать, когда здесь, в этой точке времени и пространства, сосредоточено все самое главное – он и она.
– Одевайся. Где твоя кухлянка? И торбаса?
Тут она сообразила, что он и в самом деле собирается куда-то ехать!
– Олег, ты что?
– Я… не могу сейчас разговаривать, – признался он. – Ты просто одевайся, ладно?..
Лиля огляделась по сторонам, как бы прикидывая, во что бы такое ей одеться.
– А… все там, внизу. У Тани с Левой. Нужно спуститься и забрать.
Это стало неожиданным ударом, потому что меньше всего сейчас Олегу хотелось объясняться!.. Тем не менее надо поторапливаться, потому что собачья упряжка убегала все дальше и дальше, разгонялась и набирала ход, и у него внутри все дрожало от нетерпения и предчувствия.
В квартире на втором этаже веселье шло полным ходом. Полковник Багратионов, видимо заткнувший за пояс терапевта Нечаева, зычно и сочно рассказывал, как в прошлом году в Эгвекиноте его чуть было не сожрал медведь, но он, полковник, обратил медведя в бегство.
– Не хотел я стрелять, айфон мне в руку! Не собирался я охотиться! А тут он, прямо за кустом! Взрослый уже медведь-то! Он, по всему видать, как и я, ягодой подъедался, вот мы с ним и сошлись… пятыми точками!
– Убива-а-ать медведей, – протянула невидимая из прихожей журналистка Костина, – стра-а-ашное свинство!
– Да ничего не свинство, Юлия! Они разные тоже, медведи-то! Бывает, пойдет на тебя, и там уж кто кого – или ты его успеешь, или он тебя… успеет. А этого я не собирался! Только глянул – стоит! Ну, вот совсем близенько! Ну, вот только руку протянуть!
– Товарищ полковник, куда вы руки-то тянете?!
– Да что вы, Юлия! Это я просто так… показываю на местности.
– Так чего дальше было, Сан Саныч? Завалил ты его?
– Не стал я его валить. А он меня драть не стал. Посмотрели мы друг другу в глаза. Сколько это времени длилось, ничего не помню. Помню только, стою и из ладони у меня ягоды сыплются. И он стоит, смотрит. Не шелохнется. Карабин-то у меня всегда с собой, за плечом, и думаю я так вяло: если сейчас двинусь, карабин потяну, а он осечку даст, задерет меня медведь. И неохота, чтоб задрал-то он меня. И ему, чувствую, неохота меня драть. Ну, прям вот как будто мысли его читаю. Только и он отступить боится, и я тоже… трушу.
– Ну, сказочник ты, Сан Саныч! Как есть сказочник! Писатель Тургенев, тебе бы «Записки охотника писать»!
Олег Преображенцев раскопал на сундуке в прихожей Лилину кухлянку и теперь шарил по полу в поисках торбасов. Обувью был уставлен весь пол. Лиля ничем ему не помогала, смотрела сверху на его темные волосы и загорелую шею. И еще ей хотелось дослушать историю про медведя.
– Лилек! – Таня выскочила в прихожую. В руках она держала давешнюю вазочку из серванта. Теперь в вазочке было варенье. – Вот и хорошо, а то я думаю, заснула она там, что ли?.. Олег, ты чего ползаешь? Давайте за стол чай пить! Или кофе сделать?
– Мы сейчас поедем, Татьяна.
Таня нисколько не удивилась и ни о чем не спросила – куда, зачем, – сказала только, что без чаю никого никуда не отпустит, и Лиля пошла за ней на кухню, и Олег пошел почему-то с торбасами в руках.
Юлька Костина, у которой горели глаза и щеки, подвинулась, давая Лиле место, и под столом стиснула ладошкой ее руку – мол, смотри, смотри, что тут такое происходит!
Терапевт Нечаев был полностью и окончательно деморализован и делал вид, что разговаривает с Левой, а Лева делал вид, что выпивает, и лицо у него было, как будто он все собирается захохотать и останавливает себя. Остальные гости формировали как бы зрительный зал, который смотрит увлекательное представление и отчасти принимает в нем участие.
– И чего медведь-то твой, Сан Саныч? Вот, значит, поговорили вы на своем медвежьем языке, и он стал ручной, что ли?
– Так мы с ним друг на друга и смотрели, а потом он как будто мне… пообещал что-то. Вот честное слово, айфон мне в руку! И я в ту секунду понял, что не станет он меня драть, а я стрелять не буду. Постояли мы еще так-то, а потом он повернулся и пошел в тундру. А я его взглядом провожаю. Он на взгорочек забрался, неторопливо, как будто и не боится ничего, оглянулся, а оттуда уж припустил. Ну, я постоял еще, поглядел и тоже пошел. Только с тех пор жизнь моя изменилась, вот хотите верьте, хотите нет.
– В лучшую сторону, по-олковник?
Багратионов пожал прямыми плечами, на которых так и виделись погоны, хотя в данную минуту не было на них никаких погон.
– Да как вам сказать, Юлия. Всяко ведь у нас бывает. И народу у меня в подчинении полно, и народ этот всякий-разный. Вдруг ни с того ни с сего кто-нибудь начнет бузить, или с перепою, или так, от нечего делать, и не унимается никак! И если раньше мне унимать приходилось, то теперь…
– Что тепе-ерь?
– Теперь они сами унимаются, – произнес полковник задумчиво. – Только подойдешь, глянешь, и все. Даже слова говорить не надо. Вот как будто у меня за спиной этот самый медведь появляется. Стоит и смотрит. А людям этого не понять. Страшно людям-то…
За столом стало тихо, все как будто задумались, а может, представляли, как за спиной у полковника появляется медведь.
Фотограф Георгий Шахов, видимо приехавший из «Пурги», принялся рассказывать, как на Камчатке снимал медведей длиннофокусным объективом, а их там такая прорва!.. Заповедники кругом, стрелять нельзя, вот и расплодились.
– Мы поедем, Саш, – тихо сказал Багратионову Олег, и тот кивнул как ни в чем не бывало.
Одним глотком Преображенцев выпил кофе из крохотной чашечки, подставленной Таней, и потянул Лилю из-за стола. Ему все время приходилось ее тянуть за собой, и она почему-то шла и слушалась, как будто лишенная собственной воли.
– Завтра поговорим, ладно, Саш?
– Мне завтра Роману Андреевичу отчет давать.
– Мы еще до отчета поговорим.
