Больше всего меня устраивал третий вариант: Лобов и Саянов убивают друг друга. Тогда никаких проблем. Но ведь это почти не реально.
– Незаконное хранение оружия – уже статья, – сказал Рощин. – А если у него было намерение убить Саянова, то это тяжкое преступление.
– Я понимаю.
– Но вы же не станете свидетельствовать против Лобова? – Полковник снова перешел на «вы». – Я так понимаю, Лобов играет на нашей стороне. Мы решим большую проблему, если он поможет нам разобраться с нашими врагами.
– Да, конечно, – согласился я.
– Тогда оставим в покое пистолет Лобова, не будем зацикливаться на его намерениях. Просто примем это к сведению.
– Но ведь у Лобова был пистолет. Он угрожал мне, стрелял возле моего дома и к Саянову с пистолетом пошел. А там ведь и до убийства могло дойти. Если надо, я дам показания.
– А надо? – Рощин пристально, пытливо посмотрел на меня.
– Закон суров, но это закон.
А почему бы и в самом деле не отправить Лобова за решетку? Если есть возможность, то почему нет?
– У вас есть претензии к Лобову?
– Если честно, то есть. Он рвется к деньгам моего отца, совратил мою сестру, хочет жениться на ней, чтобы стать членом нашей семьи. Иван помогает мне только из корыстных соображений. Он охмурит мою сестру, а потом расправится со мной точно так же, как сделал это с Саяновым.
– Значит, Лобов уже убил Саянова?
– Не знаю, но все возможно. Вы могли бы сами это выяснить.
– Ну что ж, будем работать с Лобовым. Мне и самому интересно узнать, чем там все закончилось.
Рощин не стал откладывать дело в долгий ящик. Сначала он снарядил на поиски Лобова своих людей и только после этого продолжил наш разговор. Надо было уточнить кое-какие финансовые детали в договоре о нашем сотрудничестве.
Вчера у меня была простуда. От слова «просто». А сегодня навалился самый настоящий грипп. Я пребывал в настолько тухлом состоянии, что даже не испытывал никаких угрызений совести.
Да и какие могли быть переживания, если Саянов едва не придушил меня!
Я уже потерял сознание, еще бы чуть-чуть, и все, конец. Но Саянов тоже отключился, и хватка его ослабла. Может, в тот момент он был еще жив, но когда я очнулся, его тело уже начало холодеть. Мне оставалось лишь сбросить труп в пролом, зиявший в бетонной плите.
Это случилось вчера, но меня не покидало ощущение, что с того момента прошло уже несколько лет. В голове все смешалось – и бой на блокпосту, и схватка с Саяновым. В Чечне меня жестоко контузило, и вчера дали о себе знать последствия того жуткого случая. Голова страшно болела, кружилась, перед глазами все плыло, горячечная лихорадка выкручивала кости.
Я избавился от трупа, направился к машине, но по пути наткнулся на какого-то рыбака в брезентовой куртке, с рюкзаком за плечами. Он стоял в отдалении и смотрел на заброшенную стройку. Мужик не увидел меня, но обязательно заметил бы, если бы я не свернул в сторону.
Я пребывал в ужасном состоянии, но все-таки заметил опасность и ушел от нее. Пожалуй, я смог бы и без помех выйти к машине, но, видимо, из-за встречи с рыбаком у меня сбился внутренний компас. Я заблудился, долго плутал по лесу, потом вышел к шоссе. Машина Саянова осталась где-то в лесу, но у меня уже не оставалось сил на то, чтобы вернуться к ней. Мне было настолько плохо, что я даже стал сомневаться в том, что видел рыбака в брезентовой куртке. Возможно, это был всего лишь плод моего воспаленного воображения.
Меня подобрал грузовик с молочной цистерной. Надо было видеть, какими глазами смотрел на меня водитель. Холодина, а я в одной рубашке, да еще и в состоянии горячечного бреда. Мне было, мягко говоря, хреново, но все-таки я догадался избавиться от куртки, залитой кровью Саянова, а пистолет выбросил еще раньше.
Я мог бы отправиться на съемную квартиру, но меня потянуло к отчему дому. Мама сделала мне горячую ванну с хвойным отваром, напоила чаем с малиной и уложила в постель. Конечно же, она напичкала меня лекарствами, потому что народная медицина в моем случае была бессильной. Мама постирала мои джинсы и рубаху. Если там и были пятна крови, то они уже исчезли.
Мне было очень плохо, поэтому я и не подавал признаков жизни. Надо было бы позвонить Вадиму, но я решил не делать этого. Не лежала у меня к нему душа, а за Вику можно было не волноваться и за Диану тоже. Со смертью Саянова опасность должна была отступить от них.
Вадим не пытался меня найти, чему, признаться, я был только рад. Похвала от него скорее расстроила бы меня, чем обрадовала. К тому же я не собирался хвастаться перед ним. Не тот он человек, которому можно было признаться в убийстве Саянова. Я ему не доверял.
За окном уже стемнело, когда в дверь позвонили. Мама весь день была дома, отец час назад вернулся с работы. К нам мог пожаловать кто-то из родственников, знакомых или соседей, но почему-то меня вдруг укололо тревожное предчувствие.
Оказалось, что беспокоился я не зря. Ко мне в комнату пожаловал мужчина средних лет с глубокой, прямо-таки старческой морщиной на лбу. Строгий взгляд, лицо аскета, худой, поджарый.
Мама стояла у него за спиной и разводила руками. Дескать, я сказала ему, что ты болен, но удержать не смогла.
– Капитан милиции Скориков, – представился мужчина, показав мне удостоверение.
– У вас есть ордер на мой арест или на обыск? – спросил я.
Мне вдруг стало холодно. Причиной тому послужило то ли сильное волнение, то ли озноб. Скорее всего, и то и другое.
– Постановления на ваш арест у меня нет, на обыск тоже.
– Тогда почему вы здесь? По какому праву?
– Если вы хотите, Иван Семенович, то мы вызовем вас повесткой. Прямо сейчас так и сделаем.
Мама снова красноречиво развела руками. Мол, именно поэтому я и впустила незваного гостя, но сразу сказала, что сын болен и ему сейчас никак нельзя нарушать постельный режим.
– Так зачем вы пришли?
– А почему вы решили, будто я должен вас арестовать? – Скориков смотрел на меня пристально, с острым крючком во взгляде. – Вы же сами так сказали.
– Не говорил я. Просто про санкцию спросил.
– Почему вы задали этот вопрос?
– Потому что вы не имеете права вламываться к нам в дом.
– Так обычно говорят люди, которым есть что скрывать от правосудия.
– Мне нечего. Просто я беспокоюсь за вас, – сказал я, пытаясь спрятать страх за ехидной улыбкой.
Прежде была у меня мысль, что рыбак у заброшенного завода всего лишь привиделся мне, но сейчас я так уже не думал. Возможно, этот человек слышал выстрелы, позвонил в милицию, на место прибыл наряд с собакой, которая и нашла труп. Потом опера каким-то им одним известным способом вышли на меня. Вдруг я сейчас буду арестован за убийство? Но почему тогда у капитана нет санкции?
