– У меня грипп, вы можете заразиться, – сказал я.
– Ничего, я свежим воздухом подышу.
Скориков прошел через комнату, отодвинул занавески, открыл дверь на балкон.
– Что вы делаете? – возмутилась мама. – Так нельзя.
– Я сейчас.
Капитан вышел на балкон, ощупал джинсы и рубаху, висящие на веревках, вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.
– Большая стирка была? – спросил он.
– Да, а что такое? – Мама недовольно взглянула на него.
– А почему только джинсы и рубашка?.. Где вас носило, Иван Семенович? – спросил Скориков, пристально глядя на меня.
– Нигде меня не носило. Постельный режим у меня…
– Позвонить можно? – спросил опер у мамы и, не дожидаясь ответа, вышел в коридор.
Дверь за собой он закрывать не стал. У меня вдруг возникла дерзкая мысль выйти на балкон, сорвать с веревок свои вещи и сбросить их вниз. Но ведь это так же дерзко, как и глупо. Во-первых, мое поведение будет сочтено очень даже подозрительным. Во-вторых, Скориков может найти под балконом джинсы и рубашку. В-третьих, эти вещи постираны, следов преступления на них не осталось.
Какое-то время капитан возился в прихожей. Судя по возмущению мамы, он осматривал мою обувь и верхнюю одежду. Мама пыталась его остановить, но тщетно.
Не знаю, что Скориков там нашел, но ко мне он вернулся в бодром расположении духа. Так мог выглядеть охотник, сумевший обнаружить крупную дичь.
– Где вы были вчера, Иван Семенович? – спросил он, выдвигая стул из-за моего учебного стола.
– На работе, а что такое?
– Когда вы уехали оттуда?
– Точно не помню. Где-то в районе одиннадцати часов.
– С кем?
– Со своим начальником.
– Куда?
– А это так важно?
Я не нашел другого ответа, и мое замешательство не осталось незамеченным.
– И все-таки?
– Заболел я. Алексей Артемович отправил меня домой. Сам отвез!..
– Сюда?
– Нет, на квартиру, которую я снимаю. Думал, отлежусь, потом понял, что надо сюда ехать. Мама меня быстро на ноги поднимет.
– Значит, ваш начальник не побоялся заразиться от вас?
– Так вы же не пугаетесь. Или зараза к заразе не прилипает?
– Не понял?
– Это Алексей Артемович так говорил, когда мы сюда ехали.
– Так сюда или на квартиру?
– На квартиру. Сюда я сам добрался.
– У вас же была своя машина.
– Так душа-то болит. Автомобиль во дворе приходится бросать, а криминогенная обстановка в городе сами знаете какая. Когда машина стоит на автосервисе под охраной, мне спокойней.
– Значит, Саянов отвез вас на квартиру. А дальше что было? – донимал меня Скориков.
– Ничего. Он уехал. А я потом сюда отправился.
– На чем?
– Частника остановил.
– Марка машины? Номер?
– Может, вам еще фамилию, имя и отчество водителя сказать?
– Зря острите, Лобов, – нахмурился капитан. – У нас есть информация, что гражданин Саянов заказал вам убийство одного человека.
– Ерунда какая-то.
– Возможно, в квартире у вас находится оружие.
– Оружие?! У меня?!
– Мой вам совет выдать его добровольно.
– Нет у меня оружия. Если не верите, проведите обыск.
– Так мы и поступим. Сейчас подъедут мои коллеги, и мы действительно проведем обыск.
Эти самые коллеги появились очень скоро. У них не было санкции на обыск, но я промолчал. Незачем лишний раз настраивать против себя оперов, если оружия в доме нет.
Пистолет мог появиться только с подачи самих же ментов. Об этом я подумал, когда опера уже перевернули квартиру вверх дном. Но надо было отдать им должное, подстав никаких не было. Они не нашли ни оружия, ни наркотиков, зато сняли с веревок и забрали с собой мою одежду. Ботинки тоже унесли. Только тогда до меня дошло, что кровь Саянова могла остаться и на обуви.
Глава 20
Даже самое страшное кино может показаться интересным, если смотреть его в теплой домашней обстановке. Но вот если самому оказаться на месте главного героя!.. Меня забрали прямо с постели, дали пять минут на то, чтобы одеться, и увезли в милицию. А там – темный кабинет, разделенный решеткой, яркая лампа в лицо, невидимый следователь за ней. Страшное кино про тридцать седьмой год. Я никак не думал, что окажусь в столь жесткой ситуации.
– Гражданин Лобов, где вы находились в пятнадцать часов восемнадцатого ноября тысяча девятьсот девяносто седьмого года?
Не знаю, как ослепляющий свет действует на здорового человека, но у такого вот больного, как я, точно сдают нервы. Не будь решетчатой стены, которая отделяла меня от следователя, я точно бросился бы на него, сбил бы на пол проклятую лампу. Я мог так вот отличиться, поэтому и посадили меня в клетку, прямо как какого-то дикого зверя.
– Вспомнить не могу!.. Свет выключи!
Лампа погасла, и я оказался в темноте, в которой, мало-помалу растворяясь, плавали люминесцентные круги.
– Дома я был. В кровати.
– А врать нехорошо.
Лампа снова ударила в глаза, но я уже понял, что смотреть на нее совсем не обязательно, и отвернул голову. Интересно, как я сразу не догадался так поступить? Решил взглянуть в глаза своей судьбе? Да, наверное.
– Я не вру.
– Гражданин Вахромеев утверждает, что видел вас в это время в районе заброшенной стройки.
– Какой гражданин Вахромеев? – похолодел я. – Какая заброшенная стройка?
– Та самая, где был убит гражданин Саянов. Гражданин Вахромеев слышал выстрелы, затем заметил вас.
– Не мог он меня видеть, потому что не смотрел на меня…
– Значит, вы его видели! – В голосе следователя, прежде совершенно обыденном, монотонном, звякнули торжествующие нотки.
Лампа на столе тут же погасла, зато зажегся свет под потолком. Невысокий лысый мужчина стоял у выключателя и насмешливо смотрел на меня из-под густых черных бровей.
– Кого я видел?
– Вахромеева.
– Не знаю такого.
– Пусть так, но вы его видели и сами в этом признались.
– Ни в чем я не признавался.
Я постарался успокоить себя. Может, я и оговорился, но если эти мои слова будут занесены в протокол, то я под ними не подпишусь.
– Не было ничего такого!
– А джинсы зачем стирали? – с тем же торжеством спросил следователь.
