Он тяжко вздохнул и ностальгически почесал у себя за ухом.
— Да уж, жаль, однако, что времени свободного у меня маловато было, очень жаль! И все-таки я уже намыливался подойти к тебе и самолично раскланяться, так сказать, представиться, как этот олух меня и подставил… И вот теперь я — не у дел, остепенился, похудел…
Разумеется, я не стала дослушивать душещипательную love-story, энергично прорвалась сквозь заслон, устроенный этим мерзавцем, и поспешила выбежать вон. Да уж, как ни старалась я выкинуть из головы его хрюканье и гогот, а слова «блестящего» Алекса напомнили мне массу неприятных моментов.
…Я неторопливо направляюсь по аллее к выходу. Уже поворачивая к воротам рощи, я внезапно чувствую жжение меж лопаток от чьего-то настойчивого взгляда. Я оборачиваюсь.
Первые несколько секунд никого не замечаю. И тут из-за бюста Пушкина в самом конце аллеи тихо и спокойно выходит тип в светлых брюках и белой рубашке. Его тонкие бледные губы растянуты в неприятной кривой улыбке, а глаза прячутся за огромными черными очками вполлица.
Несколько мгновений тип, кажется, глазеет на меня сквозь черные стекла очков, а потом вдруг, резко засунув обе руки в карманы брюк едва ли не по локоть, разворачивается и неторопливо направляется в противоположном от меня направлении. Где-то глубоко во мне поднимается темный страх…
Все ясно и понятно! Стало быть, и преследования шоколадного «Мерседеса», и розы были лишь галантными ухаживаниями, никоим образом не связанными с убийством Марго. А то, что мне подкидывали именно красные розы, точно такие же, как и у нее на груди — простое совпадение. Несвежесть же цветов и вовсе понятна — нанятый пацан решил сэкономить на дури босса: во всех цветочных магазинах увядшие цветы продаются вдвое дешевле…
Вот и все. Разумеется, я тут же села за руль своей «девятки» и торопливо отчалила до дома до хаты. В конце концов, время шло к вечеру, а у меня, как и всегда, была масса нерешенных дел…
