На какое-то мгновение смолкли в кустах соловьи, и наступила невероятная тишина. У Сидорчука даже закружилась голова от такого покоя. Но он вдруг услышал в глубине сада какой-то странный шлепок, а затем быстрый шорох потревоженных веток. Соловьи тут же снова грянули свою песню, и все звуки потонули в переливчатом щебете.
Сидорчук поморщился. Ему не понравился странный шум в саду. Он хотел понять, что это такое, всмотрелся в сумеречную белизну цветущих вишен, но ничего не увидел и махнул рукой.
«Кошки, должно быть, – подумал Егор. – Самое время для них».
Тут метрах в пятнадцати от него из-за дерева выметнулся красный язычок огня, и громко бабахнул выстрел. Пуля врезалась в доску над головой Сидорчука и оторвала от нее щепку. Та, жужжа как пчела, полетела вниз и царапнула Сидорчука по щеке. Он невольно отшатнулся, пригнулся и с прытью, неожиданной для громоздкого тела, нырнул в открытую дверь. В сенях Егор Тимофеевич приник к стене и затаился.
Отступление оказалось весьма своевременным. Следом за первой полетела вторая пуля, чиркнула об косяк и опрокинула в сенях ведро. Оно покатилось, громыхая и звякая.
– Подъем! – заорал Сидорчук. – Тревога!
Но все, не считая старушки Талалаевой, и без команды повскакивали со своих лежанок. Правда, повели они себя по-разному. Если хозяин спросонья сразу побежал спасаться в подпол, то маленький отряд Сидорчука начал действовать как нельзя лучше. Разобрав карабины, бойцы заняли оборону возле окон. Егоров сразу побежал во двор, где стояла машина. К счастью, на транспортное средство никто не покушался. Зато кто-то бежал по саду, осыпая цвет с вишен. Чуднов выстрелил наугад в темноту, но не попал.
– Василий, маузер! – гаркнул Сидорчук.
Чуднов выбежал в сени, держа в вытянутой руке маузер командира. Сидорчук схватил его и, как был, босиком рванул в сад за беглецом.
– Егор Тимофеевич! – умоляющим голосом крикнул ему вслед Василий и тут же бросился вдогонку.
Дальше обошлось без стрельбы. Сидорчуку не удалось увидеть противника. Человек, стрелявший в него, оказался проворнее. Он добежал до забора, перемахнул на другую сторону, треща ветками, пересек соседний сад и был таков. Через минуту где-то поодаль забрехали собаки.
Сидорчук тоже попытался с разгона перескочить через забор, но обломил сгнившую доску и грянулся оземь, рыча и чертыхаясь.
Чуднов помог ему подняться и осведомился:
– Не ранен, Егор Тимофеевич?
– Нет, слава богу! – ответил Сидорчук, озираясь. – Ушел гад! Ах ты, досада-то какая! Удрал! Ты хоть его видел? Запомнил?
– Куда там! – с сожалением признался Василий. – Видел только, как тень мелькнула. Проворный, гад!
– Проворный, – согласился Сидорчук. – А где все наши?
– Егоров к машине побежал, – объяснил Чуднов. – А этот, жандарм который…
– Ты при мне этого слова не говори, – оборвал подчиненного Сидорчук. – Я его на дух не переношу, понял? Фамилия у него есть – вот по ней и называй.
– Ганичкин, значит, – волнуясь, сказал Чуднов. – Он это… сначала рядом был, а потом я за вами побежал. Вот и все.
– Шкуру бережет, значит, – недобро усмехнулся Сидорчук. – Наградили помощничком…
Он не успел припечатать слово крепким ругательством. Где-то недалеко хлопнул выстрел из карабина, а потом все стихло. Сидорчук замер.
– Ну-ка, ходу! – скомандовал он тревожным шепотом, и они побежали через сад к воротам.
На пустынной улице было еще темнее, чем среди вишен. Лишь где-то вдали сквозь кроны деревьев пробивались слабые огоньки. Наверное, это горели фонари в центре города. Сжимая в руках оружие, командир и Василий принялись настороженно озираться. Сидорчуку показалось, что он слышит чьи-то шаги. Через минуту впереди и в самом деле возникла смутная фигура. Кто-то шел прямо на них.
– Стой! – сказал Сидорчук, поднимая маузер. – Кто идет? Ты у меня на мушке!
– Не стреляйте, Егор Тимофеевич! – послышался благодушный говорок Ганичева. – Это я!
В следующее мгновение из темноты действительно возник господин Ганичкин собственной персоной. Несмотря на некоторую вольность в одежде и заряженный карабин в руке, держался он с небрежным достоинством записного щеголя, прогуливающегося по бульвару.
– Представляете, я его почти догнал, – доверительно сообщил господин из бывших. – Когда вы устремились за ним в погоню через сад, я прикинул возможные пути его отхода и выбрал тот, что показался мне самым вероятным. Я бросился наперерез, но фора была слишком велика. Злоумышленник имел преимущество и грамотно им воспользовался.
– Это вы стреляли? – спросил Сидорчук. – Промазали, что ли?
– Да, именно я, – сказал Ганичкин. – Но у меня не было намерения его убивать. Пальнул скорее для острастки. Что ж, признаюсь, номер не прошел.
– Что?! Как это? Почему не имел намерения? Ты дал ему уйти, гад?! Да ты!.. – Сидорчук вне себя от гнева двинулся на Ганичкина.
Тот не дрогнул и неодобрительно сказал:
– Эх, Егор Тимофеевич! Зря вы так! Гнев, знаете ли, плохой советчик. Сами посудите, зачем нам еще один мертвец? Не разумнее ли было поймать его и выяснить, что он задумал?
На Сидорчука произвело впечатление хладнокровие этого бывшего.
Он опомнился, отступил на шаг и саркастически заметил:
– Золотые слова. Отчего же, позвольте спросить ваше сиятельство, не поймали и не выяснили?
– Не пришлось, – кратко сказал Ганичкин. – Такое не всегда удается.
– Ну так по ногам стреляли бы, – уже почти добродушно сказал Сидорчук. – Надо же, гада в руках держал и упустил.
– Ну, в руках, – это явное преувеличение, Егор Тимофеевич! – возразил Ганичкин. – А по ногам стрелять, как вы изволили заметить, не представлялось возможным. В такой темнотище очень просто можно беды наделать.
– Вот и я о том же, – внушительно сказал Сидорчук. – Он-то точно за бедой приходил. Пальнул бы чуть в сторону и снес бы мне башку к чертовой матери!
– Непростительную оплошность мы допустили, Егор Тимофеевич! – озабоченно сказал Ганичкин. – Необходимо теперь часового ставить. Неспокойно тут.
– То-то, что неспокойно! – нахмурился Сидорчук. – Не припомню, чтобы Зайцев о чем-то таком хоть словом обмолвился, а у нас за пару дней уже две перестрелки. Не нравится мне это. Что за шантрапа вокруг нас крутится, хотел бы я знать! Чуднов, ты-то про это что думаешь?
Василий со смущенным видом почесал в затылке и признался:
– Ничего в голову не приходит, товарищ Сидорчук! Классовые враги.
– В этом я с тобой полностью согласен, – кивнул Сидорчук. – Вот что их к нам тянет, скажи! Медом, что ли, у нас намазано?
– Следовало бы еще допросить хозяина нашего, учителя, – деловито сказал Ганичкин. – Для чистоты эксперимента. Вероятность, что стреляли в него, невелика, но все-таки она есть…
