– Тогда мы точно кого-нибудь угробим, – мотнул головой Сидорчук. – С таким нашим настроем. Я приказал не стрелять, и точка! Кто нарушит – под трибунал пойдет.
– Тебе виднее, – не стал спорить Макаров. – Только как бы потом жалеть не пришлось. Тут место такое, с виду тишь да гладь, а обернуться может самым чудным образом. Уж поверь мне.
– Я тебе верю, – сказал московский гость. – А делать будем по-моему.
Они уже подошли совсем близко к стенам монастыря. От старого камня, нагретого за день солнцем, исходило ощутимое тепло, но у самой земли тянуло прохладой и запахом диких трав. Время от времени затевали свою песню сверчки, но тут же ее обрывали, словно чем-то напуганные. Луны не было. Крупные звезды все ярче высвечивались на темнеющем небе.
Сидорчук остановился, внимательно вслушался в ночные звуки, потом сказал вполголоса:
– Ну, пора. Значит, как договаривались. Расходитесь по местам. Чтобы тише воды ниже травы!.. Ты, Василий, циркулируй по периметру, чтобы все под контролем держать. Особенно приглядывай за той стороной, которая к роще. Там в стене калиточка имеется, через нее тропинка проложена. Вот за ней особый пригляд нужен. А мы с Макаровым потихоньку на могилки здешние отправимся. Там у меня встреча должна состояться. Ну и вообще по двору пройдемся. Может, что интересное найдется. Если какая тревога возникнет, кукушкой кричите. Мы будем знать, что свои…
Маленький отряд быстро рассыпался в сгущающейся темноте. Сидорчук прошел в ворота монастыря и направился к кладбищу, подозрительно оглядываясь по сторонам. Несмотря на свой собственный запрет применять огнестрельное оружие, он не убирал ладонь с рукоятки верного маузера.
На первый взгляд беспокоиться было не из-за чего. Вокруг царила тишина. Ничто не выдавало близкого присутствия человека. Похоже, Ганичкина ждать сегодня не стоило. Сидорчук покачал головой. Этот неуправляемый упрямый жандарм сидел в его душе, точно корявая заноза.
«Черт его знает, какая такая от контрреволюционного элемента может быть польза нашему делу, – подумал он с неудовольствием. – Когда все образуется, буду настаивать, чтобы Ганичкина досконально проверили и отстранили. Невозможно, чтобы такой враг оставался за твоей спиной. Он должен находиться по другую линию фронта, сидеть в чужом окопе. И разговор с ним может быть только один…»
Как всегда, думая о Ганичкине, Сидорчук пришел в состояние крайнего раздражения. Особенно злило его вот какое обстоятельство: он никак не мог толком припомнить, чем именно навредил делу бывший жандарм и какие претензии ему можно предъявить. Мысль о том, что в первую ночь в него самого стреляли по наущению Ганичкина, была все-таки притянута за уши. Егор Тимофеевич в нее уже давно не верил.
– Надо было хотя бы фонарь захватить, – проворчал Макаров, который в сумерках наткнулся на покосившийся могильный крест. – Все мослы себе тут переломаем, среди чужих.
– Ты вот молодой, а ни хрена не видишь, – проворчал в ответ Сидорчук. – Это как понимать? У тебя глаз зоркий должен быть, прямо как у филина. Фонарями в засаде размахивать – последнее дело… Постой, а это что?
Он вдруг потянул Макарова за рукав и заставил обернуться. Тот посмотрел и негромко ойкнул. Сидорчук еще раз дернул его за рукав. Они присели и затаились.
В отдалении у ворот мелькнул луч фонаря, побежал по земле, траве, грудам битого кирпича, прошелся по стене и на мгновение исчез, завяз в черноте неба. Потом он снова молнией упал вниз и заскользил по широкому двору, будто ища чего-то.
Одновременно послышались шаги двух человек. Один шел уверенно, как у себя дома, ничего будто бы не опасаясь. Второй поминутно спотыкался, шаркал подошвами и сокрушенно вздыхал на ходу.
Рассмотреть эту парочку в темноте было, разумеется, невозможно, но по каким-то неуловимым признакам Сидорчук понял, что ни тот, ни другой не являются тем человеком, которого он рассчитывал здесь встретить. Строго говоря, в такой час тут вообще никого не могло быть. Жители Веснянска предпочитали с первыми сумерками отправляться на боковую, а уж чтобы гулять в развалинах после наступления темноты, такого вообще невозможно было себе представить.
Одним словом, Сидорчук вовсе не был уверен в том, что перед ним мирные обыватели. Он только никак не мог решить, что ему делать – сразу скрутить незнакомцев или подождать немного и выяснить их намерения. Пока Егор колебался, парочка остановилась посреди двора.
Высокий мужчина сказал вполголоса своему спутнику:
– Ну и с чего начнем? Кельи мы уже осмотрели. Это бессмысленно. Нужно поглядеть в подвале.
– Там все засыпано, – тоскливо пробормотал в ответ низенький тип.
– Какого черта! Разучился работать руками?
– Но…
– Никаких «но»! Двигай!
Несмотря ни на что, голос высокого человека показался Сидорчуку знакомым. Он никак не мог сообразить, кто же это, а потому начинал здорово злиться. Но его отвлек Макаров, с которым происходило что-то странное. Он словно оторопел на мгновение, а потом нерасчетливо дернулся вперед, споткнулся о камень и произвел немалый шум.
При этом Макаров с негодованием воскликнул:
– Балцетис?! Ты? А ну-ка стой!
Эффект этого действия превзошел все ожидания. Разумеется, Сидорчук мысленно сразу же подтвердил правоту Макарова и выругал себя за бестолковость. Высокий безо всякого сомнения действительно был Балцетисом, но это уже не имело никакого значения.
Подозрительная парочка мгновенно рассыпалась. Низенький тип швырнул на землю фонарь и в кромешной темноте побежал куда-то. Трава трещала под его ногами. Балцетис тоже нырнул в темноту, но сразу не побежал, а предварительно выстрелил в ту сторону, где стояли Макаров и Сидорчук.
Егор Тимофеевич увидел сноп огня, вылетевший из дула пистолета, и тут же услышал болезненный вскрик Макарова. Тут же полоснул второй выстрел, но Сидорчук успел схватить напарника в охапку и вместе с ним повалиться на какую-то могилу. Пуля просвистела высоко над их головами, а Балцетис, петляя, помчался к воротам монастыря. Несомненно, он обладал каким-то врожденным чутьем, потому что не глядя, без усилий обходил на бегу все препятствия и в один миг пропал из виду.
– Ах ты, досада! – с негодованием воскликнул Сидорчук, тряся Макарова за плечи. – Ушел ведь, дьявол! Слышь, Макаров, ушел! Ты сам-то как? Живой?
Тот оттолкнул его, сел, скрипнул зубами и буркнул:
– Да цел я. Колено ушиб, когда ты меня повалил. Чисто медведь!
– Ну, знаешь, колено – дело наживное, – сказал Егор Тимофеевич. – Все лучше, чем дырка во лбу. Вставай! Догонять их надо.
Он довольно бодро поднялся на ноги и протянул руку Макарову. Но погони не получилось. По ту сторону монастыря вдруг поднялась громкая хаотическая пальба, раздались крики и ругательства. Казалось, там идет большой бой. Навскидку Сидорчук определил, что в перестрелке участвуют около десятка человек.
