– А мы тебя вылечим, – невозмутимо ответил ему на это Черницкий. – У нас на такие болезни особая микстура припасена. Которая для врагов революции. Излечивает враз и навсегда.
– А я думаю, лучше отпустить его на все четыре стороны, – подал голос Пастухов. – Его Жихарев сам припечатает. По-родственному! Говоришь, испугался? Это еще ничего! Жихарев мне сказал, что в следующий раз так тебя напугает…
– Так я же не возражаю, если вы меня в тюрьму определите, – быстро вставил Семыгин. – Виноват – отвечай, я так считаю. Главное, чтобы все по закону.
– Ну, если хочешь в тюрьму, тогда объясни-ка нам кое-что! – предложил Сидорчук. – Только не верти хвостом. Я этого не люблю. Выхода у тебя все равно нету. Правду-матку руби, раз уж к стене тебя приперли. Ну-ка, скажи мне, известна тебе фамилия Постнов?
Семыгин пристально взглянул в глаза Сидорчука, горевшие мрачным огнем, подумал и сказал:
– Обязательно. Я так и думал, что вы про него у меня спросите. Все рассуждал, что это за человек такой. Так и решил, что ГПУ им обязательно заинтересуется.
– Ты мне зубы не заговаривай! – одернул его Егор Тимофеевич. – Откуда знаешь Постнова?
– Так все случайно вышло, – заявил Семыгин. – Сказать правду, видел я этого человека два-три раза, не более. Первый раз вообще нехорошо вышло. Думал я, убьет он меня насмерть, обомлел весь. Как раз белые в тот день из города ушли. Куда и как – не знаю, потому что от греха подальше к троюродному брату ночевать ушел. Там-то, где я живу, белые целый дом напротив заняли. Часовые, верховые, ружьями лязгают – страх берет до невозможности! А уж как начали они по домам красных искать! А я же сочувствующий! Так я потихоньку и подался к братцу. Там они вроде уже по дворам прошлись, думал, спокойнее будет. Нет, не угадал! На улице Вишневой гражданка жила по фамилии Полежаева. У ней в доме двоих офицеров убили, а я этого и не знал. А как проведал, подумал, что уходить отсюда надо. Тем более к брату знакомец один зашел и сообщил, что белые снимаются. Я на радостях к себе собрался. Мало ли, думаю, растащат все в дому-то у меня! Только на улицу вышел потихоньку, а тут у той самой Полежаевой в доме как ухнет! Глухо так, будто в отдалении, но я сразу понял – бомба!
– Та самая, от которой у тебя родимчик случился? – спросил Черницкий, посмеиваясь.
– Нет, та совсем другая была, – серьезно ответил Семыгин. – Но я, между прочим, тут тоже немало напугался. Раннее утро, я один, кричи не кричи, на подмогу все равно никто не придет, а тут бомба! Я обомлел, не знал, в какую сторону поворачивать. Тут выходит из этого дома прямо на меня человек, с лица такой страшный, что кричать хочется. В кармане у него револьвер, в другом – опять бомба, а в руке сундучок такой из железа. Ну, столкнулись мы нос к носу. Все, думаю, смерть моя пришла. А он глазами сверкнул и говорит, мол, кто таков? Я и отрапортовал, дескать, Семыгин Илья Дмитриевич, специальность счетовод. Потом-то уж и пожалел, зачем настоящее имя сказал! Ну, слово не воробей. Только он меня не тронул, велел проваливать, пока цел. Взял коня, который во дворе стоял, и подался на нем в ту сторону, где монастырь. Конь так шибко с места взял, что мне всю физиономию льдом, крошкой посек.
– Что ты дальше предпринял? – спросил Черницкий. – Убежал, как велели?
– Я бы так и сделал, только ноги со страху отнялись, – признался Семыгин. – Пока в себя приходил, из дома на этот раз сама гражданка Полежаева выбежала. Красивая женщина была, но бледная, точно сама смерть, извините.
– То есть как была? – хмурясь, спросил Сидорчук. – Она умерла? Что тебе о ней известно?
– А вот слушайте, – уже вполне освоившись и придя в хорошее расположение духа, заговорил Семыгин. – Кое-что мне, конечно, известно, но не все. А про смерть я так сказал, для образа. Из города-то она ушла вполне себе живая и здоровая. Только сначала у меня в доме немного погостила.
– Как?! Полежаева жила у тебя в доме? – вскричал Егор Тимофеевич.
– Совсем недолго, – ответил Семыгин. – Тот день и еще одну ночь. А утром мой сосед супружницу свою повез на станцию. Не помню уж, по какой причине его жена уезжала. Она раньше хотела, к родне, что ли, только тогда белые помешали. Одним словом, отправил я с ними и Полежаеву. Уехала она счастья искать. А вечером заявился ко мне Постнов.
– Постнов?! – Сидорчук был поражен до глубины души.
– Собственной персоной, – сказал Семыгин. – Все потому, что я имя свое ему представил. Он полдня по городу бегал, выспрашивал и прознал-таки мой адресок… Подсказали добрые люди, спасибо им по гроб жизни.
– Зачем он тебя искал?
– Понял, что я мог видеть Полежаеву. Он не знал, где ее искать. Следов-то никаких, не считая меня. Вот Постнов и пришел.
– Так, стоп! – вмешался Черницкий. – Давай-ка по порядку. Сначала про женщину. Ты же с ней общался, ведь так? Что она тебе рассказала?
– Эх! Лучше бы она мне ни словечка не говорила! – с чувством произнес Семыгин, ероша волосы на затылке. – Потому что вся моя жизнь с той поры наперекосяк пошла. Конечно, с другой стороны, улыбнись мне удача, иначе бы все завертелось. Но уж, видно, фарт – это не для нас. Я ведь и правда надеялся, что выужу у судьбы счастливый билет, но она просто смеялась надо мной! Представьте себе такие совпадения! Ведь Балцетис, ваш сотрудник, тоже эти бриллианты искал. Он у меня прятался, когда старуху Бокову убил!
– Он у тебя прятался? И ты молчал? – ошеломленно проговорил Сидорчук. – Ничего не сообщил ни ГПУ, ни милиции? Да ты последний негодяй, вот ты кто! Да тебя…
– Подожди, Егор Тимофеевич! – остановил его Черницкий. – Эдак мы совсем запутаемся. То, что он негодяй, это уж теперь всем известно. Гражданин Семыгин и сам не возражает, я думаю. Сначала пусть по порядку про бабу расскажет. Я так понимаю, она ему про бриллианты все изложила.
– Именно! – с жаром подхватил Семыгин. – Сама, безо всякого с моей стороны принуждения! Я ведь про них ни сном ни духом. Откуда бы мне знать, кабы не она? А тут, как уехала женщина, я загорелся. Попутал меня бес богатство это найти.
– Не понимаю, зачем она тебе-то рассказала, – огорченно пробормотал Сидорчук. – Чертовщина какая-то! Государственного значения тайна, а про нее каждая собака!.. Вот что значит один раз бабе довериться.
– Почему рассказала? – переспросил Семыгин. – Ну так это понятно. Я же единственный, кто о ней в тот роковой час позаботился. Понял я, что неладно с ней что-то, и от чистого сердца предложил у меня пожить. Она согласилась и в знак признательности рассказала. А чем бы еще ей меня отблагодарить? Бриллиантов дамочка себе не взяла, денег ни шиша. Тут уж я ей дал что смог, какие-то гроши на дорогу, на первое время. А как же, святая женщина, за брата на такие жертвы пошла. Жаль мне ее стало. А она вот в отместку мне во всем и призналась. Все равно не знала, где бриллианты, правильно? Они в железном ящике были, который Постнов унес. Очень он на нее гневался. Кричал: «Знать тебя не желаю! Как ты могла? Ты для меня не существуешь!» Ну и так далее. Только где там «не существуешь»!.. Говорю, уже на следующий день ко мне прибежал. Весь город поставил на ноги, меня искал, понял, что женщина ко мне подалась. Только поздно, птичка-то уже улетела.
