– Вот так, значит, – сказал он. – Хочешь направо, хочешь налево. Ищи ветра в поле. Ну да сейчас это не наша забота. Пусть местные власти разбираются.
Они поехали дальше и через полчаса оказались на центральной площади города Белогорска, прямо у дверей отдела милиции. Это учреждение располагалось в добротном одноэтажном доме с вывеской, написанной от руки. Пока приезжие сгружали на землю бездыханное тело, к автомобилю набежала целая толпа босоногой ребятни, а на крыльцо отдела вышел высокий скуластый милиционер с наганом на поясе. Сидорчук представился ему и объяснил суть дела.
Павел Шеболданов – так звали милиционера – суть дела ухватил быстро и посетовал:
– Правда ваша, у нас сейчас беспокойно. Завелся тут один такой – атаманом себя кличет. Атаман Пахом! Народу у него не сказать чтобы много, но все отпетые, не дай бог! Леса у нас густые, так они там сидят и, главное, ничего не боятся. Хотя, если подумать, чего им тут бояться? Я вот начальник милиции, так это ж одно название! Помощник мой всегда хворый. Чахотка у него, что ли. Поэтому все одному приходится. И с населением работать, и бандитов ловить. Я, если честно признаться, не столько на них охочусь, сколько сам уворачиваюсь. Они уж раз пять мне смертный приговор объявляли. Дважды ночью в меня стреляли, но повезло, не попали.
– Подмоги не просил, что ли? – недовольно поинтересовался Сидорчук. – Запрос по команде делал?
– Сколько раз! А чего? Говорят – терпи. На других местах, мол, обстановка еще сложнее. А я чего? Вот я и терплю. Мне можно. Один я. Ни жены, ни отца с матерью. Подстрелят – никто плакать не станет. Обидно только, что торжества коммунизма не увижу из-за этих тварей.
– А вообще они что тут творят? Не только же на представителя власти покушаются, да?
– Да все, что им угодно! Агитацию срывают, речи всякие ведут. Школу в прошлом году подожгли. Насилу мы ее потушили. Бывает, грабят. Убийства тоже случаются. И главное, никто ничего не видит. Свидетелей ни одного. Это оттого, что запуган народ, еще не до конца верит в Советскую власть. Еще я думаю, что есть у бандитов тут, в городе, родственники.
– Ну а этот, которого мы привезли, – он тебе знаком? – поинтересовался Сидорчук.
– Трудно сказать, – почесал в затылке Шеболданов. – Вроде видел где-то, но не поручусь. Рожи у них больно одинаковые, дикие. А вы, товарищи, к нам в Белогорск надолго? – с надеждой спросил он.
– Переночуем и поедем, – сказал Сидорчук, отворачиваясь. – У нас свои дела. А ты с председателем Совета решай этот вопрос – доколе у вас тут кулацкие выродки хозяйничать будут? Отряд вызывай, своих комсомольцев поднимай. Отпор давайте. Они тоже, как видишь, не бессмертные.
– Да какие тут комсомольцы! – махнул рукой милиционер. – В городе старичье одно. Все царский режим забыть никак не могут. А которые были хорошие ребята, так те давно в Красную армию ушли. Один я тут, – с тоской закончил он.
Сидорчук мрачно посмотрел на него, но ничего больше не сказал. Он не любил, когда люди подчеркивали свою обособленность, хотя бы даже и вынужденную. Что значит один? Люди кругом – убеди, заставь! Уж он-то управился бы, не слез бы с этого Пахома, пока не задавил бы гадину. Но сейчас Егор Тимофеевич не мог помочь этому недотепе-милиционеру. Дело государственной важности, не терпящее ни малейших отлагательств, звало его дальше.
Егорову нашли механика, с которым он сумел столковаться насчет починки маслопровода. Почувствовав, с кем имеет дело, жестянщик даже согласился сделать все на чистом энтузиазме, бесплатно.
Переночевать договорились в милиции. Сидорчук распределил дежурства на ночь.
– Автомобиль караулить придется, – объяснил он. – Да и вообще поостеречься нужно. Кто знает, что у этого отребья на уме? Может, на месть решатся?
Глава 3
Пахом мстить не стал. Может быть, смерть одного из бандитов послужила ему уроком, или же у него просто были другие планы. Сидорчук, который обстоятельно побеседовал накануне с некоторыми горожанами, в том числе и с самим председателем здешнего Совета, пришел к выводу, что не так страшен черт, как его малюют. Самозваный атаман Пахом и в самом деле наводил страх на городок и окрестные деревни, но в последние месяцы активность его банды шла на спад. Судя по всему, батька испытывал трудности с кадрами. Часть его соратников погибла, другие благоразумно отсеялись, вернулись к мирному труду. В лесу остались самые забубенные, самые отчаянные, которым нечего было терять. Председатель полагал, что бандитов осталось не более десятка. Сидорчук поинтересовался, какова обстановка в соседних уездах.
– По-разному, – пожал плечами председатель. – Где совсем тихо, а где еще хуже, чем у нас. Народ просвещать необходимо, горизонты открывать людям. А то некоторые все надеются, что вот-вот вернутся господа. Есть такая мыслишка в народе, чего греха таить.
– А что дальше творится? – закинул удочку Сидорчук. – Вот в Веснянске, к примеру. Не бывал там?
– Не приходилось, – мотнул головой председатель. – Но думаю, что сложностей и там хватает. Городок вроде нашего, маленький, значит, гарнизона своего нету. Леса вокруг, стало быть, элемент всякий возможен. Ну и вообще, если так посмотреть, оттуда до Польши рукой подать, выходит, вдвойне сложнее. А вы туда следуете?
– И туда тоже, – уклончиво ответил Сидорчук.
Они выехали ранним утром. Дорога на юго-запад шла среди заливных лугов, зеленеющих полей, вилась вдоль прихотливых речных русел. Таинственная громада леса темнела далеко в стороне, и это обстоятельство невольно облегчало всем настроение. Никому не хотелось еще раз ввязаться в нежданную перестрелку на дороге.
– Что думаете о деле, Егор Тимофеевич? – первым прервал молчание Ганичкин. – С чего предполагаете начать поиски? Мое мнение, что прежде всего нам с вами надо бы…
– А меня ваше мнение не интересует, – прервал его Сидорчук, даже не повернувшись в сторону Ганичкина. – Я согласен терпеть, раз уж товарищи из коллегии решили вас зачем-то привлечь к этому делу, но вашим мнением интересоваться не собираюсь. И вообще ведите себя потише, чтобы я меньше вас замечал. Сказать по правде, не верю я вам, думаю, при первой же возможности побежите вы к своим.
Василий Чуднов при этих словах командира хохотнул и с большим любопытством уставился на своего соседа, ожидая, как тот будет выкручиваться из затруднительного положения. Уж больно точным залпом накрыл его Сидорчук. Вот уж мужик так мужик! Ни бога, ни черта не боится и правду-матку режет безо всяких. А что – имеет право. Теперь пришло время рабочих и крестьян. Бывшим только и остается забиться подальше в щель и слушать голос трудового народа. Вот только непонятно, а какого все-таки рожна товарищи из ГПУ остановили выбор на бывшем жандарме или полицейском. Ладно, не важно, кто он там на самом деле.
– Напрасно вы так, Егор Тимофеевич! – нисколько не смутившись, мягко сказал Ганичкин. – В сыскном деле одного мнения никак быть не может-с. Необходимо рассматривать все версии, иначе велика вероятность допустить ошибку. Был в тысяча девятьсот девятом году такой случай. Вели мы слежку за одним мутным человечком. Подозрения были, что работает он на германскую разведку. При этом нечист на руку был, шулер высшей марки, вдобавок связи имел с социал-революционерами, ну и прочее все в таком же роде. И вот в одно прекрасное утро находят его в номере с револьверной пулей во лбу. Первая мысль – расправились с ним его сообщники по грязным делам. Пошли по этому следу – тупик. Долго бились, все перешерстили, в какие только материи не забирались, и ничего! А потом одному подпоручику, новичку, мысль в голову пришла – женщина. Представьте себе, так оно и оказалось! Оказывается, закрутил этот негодяй романчик с одной весьма экзальтированной особой. Для него это было мимолетное приключение, водевиль в одном действии. Он эту дамочку на другой день из головы выбросил, а она, изволите ли видеть, не стерпела – взяла у мужа револьвер, приехала в номера и хладнокровно застрелила изменника! Дамы, знаете ли, иногда проявляют такую выдержку, что не всякой особе сильного пола доступно. А мораль сей басни такова: рассматривай все версии, прислушивайся к каждому мнению. Жизнь иной раз такие фортеля выкидывает, странные, знаете ли, коленца…
