В конце концов, ничего не изменилось: он побежден этой рекой, измучен, обессилен и замерз. Он потерпел неудачу.
Ему кажется, что уже за полдень: около часа назад он съел немного супа. А потом сгорал со стыда, когда воспользовался подкладным судном с помощью одной из женщин, темноволосой. Он старался не встречаться с ней взглядом, а она только смеялась, будто находила его очень забавным, и, похоже, не испытывала ни малейшего смущения.
Он нигде не видит своей одежды, но не уверен, стоит ли спрашивать, а если спросить, то как? Он мог бы спросить мужчину, если тот вернется. Но почему-то ему кажется, что не стоит говорить ни на английском, ни на французском. Лучше вообще не говорить. Если молчать, то и спрашивать ни о чем не будут. Он сожалеет о своей неудаче, но как бы на расстоянии — он сделал все, что мог. Причины, по которым он пустился в путь, кажутся такими далекими, будто из другого мира. Тягостного мира, совсем не такого, куда бы хотелось вернуться. Но куда острее беспокоит местонахождение костяной таблички.
Когда возвращается одна из женщин — та, у которой сухие белокурые волосы и громкий смех, — он пробует говорить жестами. Она напоминает ему мать Иды — такая же приземленно-практичная. Пока она хлопочет вокруг него, подворачивая одеяла и прикладывая ладонь ко лбу, он ловит ее взгляд, жестами будто бы надевает куртку и в немом вопросе возводит руки. Она понимает, дергая в ответ подол своей юбки и разражаясь потоком корявых слов. Он улыбается, надеясь привлечь ее на свою сторону. Затем пишет пальцем на ладони и рисует в воздухе табличку. Она хмурит брови, а затем, кажется, соображает, что он имеет в виду. Взглянув на него с неодобрением, она все же выходит из комнаты.
Однажды вечером, несколько месяцев назад, Лоран вытащил из тайника костяную пластинку (он был пьян) и показал ее Фрэнсису, после чего они вместе изучали маленькие фигурки из палочек и значки, похожие на письмена. Лоран решил, будто Фрэнсис сможет понять, что это такое. Фрэнсис припомнил школу и египетские иероглифы, древнегреческий язык и картинки в материнских книгах, но так и не обнаружил ничего, соответствующего этим знакам. Разве что попробовать определить происхождение этих знаков по человечкам из палочек, расставленным по краям. Лоран сказал, что получил кость у какого-то торговца в Штатах, а еще он сказал, будто один джентльмен в Торонто готов отвалить за нее кучу денег. Они посмеялись причудам богачей. Потом он сказал, что Фрэнсис может забрать кость себе. Фрэнсис отказался, не желая иметь дело с тем, чего не может понять. Кто знает, может, это проклятие? Но ведь Лоран предлагал, так что, когда он взял ее, это, по сути, не было воровством. Что же до других вещей, то ему пришлось взять их, чтобы выжить. Он бы и ружье взял, если б увидел. Хотя, вторя мальчишкам, которых ему долгие годы приходилось терпеть в деревенской школе, можно спросить, что бы он стал с ним делать? Ты не можешь себя заставить даже в кролика выстрелить.
Когда он снова открывает глаза, у его кровати сидит бородатый мужчина. Тот откладывает книгу — читал в ожидании, когда проснется больной. Фрэнсис видит название книги, но слова кажутся странным нагромождением согласных. Мужчина улыбается ему. У него бесцветные зубы, что особенно заметно в окружении красных губ. Фрэнсис отворачивается, но, должно быть, что-то смягчается в его лице, так как мужчина прямо сияет от удовольствия и похлопывает его по плечу. Он начинает говорить и снова спрашивает, не англичанин ли Фрэнсис или, может, француз. Фрэнсису приходит в голову, что нашедшие его люди могли видеть человека, которого он преследовал. Неизвестно, может, он даже здесь? Можно отказываться говорить, но тогда придется оставить надежду. Он понимает, к своему собственному удивлению, что пока не готов оставить надежду.
Он облизывает пересохшие губы и хрипит:
— Англичанин.
— Английский! Чудесно. — Мужчина просто ликует. — Вы знаете свое имя?
Фрэнсис колеблется буквально доли секунды, а затем не думая выпаливает:
— Лоран.
— Лоран? Ага. Лоран. Да. Хорошо. А я Пер. — Он поворачивает голову и кричит: — Бритта!
Откуда-то появляется белокурая женщина и улыбается Фрэнсису. Пер говорит с ней на их языке.
— Лоран, — повторяет она. — Добро пожаловать.
— Она не слишком говорит по-английски. Я — лучше. Вы знаете, где находитесь?
Фрэнсис мотает головой.
— Вы в Химмельвангере. Это значит Небесные Поля. Хорошее название, правда?
Фрэнсис кивает. Он никогда не слышал такого названия.
— Что за река?.. — Голос пока не слушается его.
— Река? А, мы нашли вас… да. Э-э, река без имени. Йенс охотился… и увидел там вас. Такой сюрприз! — Он мимикой передает удивление, которое испытал человек, охотившийся на зайцев и нашедший вместо этого перепачканного юнца.
Фрэнсис пытается улыбнуться. Губы с трудом слушаются его:
— Можно мне поговорить с Йенсом?
Пер кажется удивленным.
— Да, конечно. Но сейчас… вы хвораете. Спите и ешьте. Поправляйтесь. Бритта и Лина хорошо ухаживают за вами, да?
Фрэнсис кивает. Он улыбается Бритте, которая неожиданно хихикает в ответ.
Пер нагибается за одеждой Фрэнсиса.
— Все чистое, да? И это… — Он протягивает Фрэнсису мешок Лорана.
— Большое спасибо. И поблагодарите… Йенса за то, что нашел меня. Надеюсь, скоро я сам смогу это сделать.
Все присутствующие улыбаются и кивают.
Бритта обращается к Перу, который с довольным ворчанием встает со стула.
— Теперь вам спать, Бритта мне говорит. Да?
Фрэнсис кивает.
Фрэнсис вспоминает оставшихся дома родителей. Наверное, они станут беспокоиться о нем — другой вопрос, до такой ли степени, чтобы отправиться на поиски. Лорана, должно быть, уже обнаружили. Что люди подумают? Решат ли, что он это сделал?
Эта мысль чуть не заставляет его улыбнуться.
~~~
Лина ждет во дворе с Торбином и Анной, когда выходит Бритта и рассказывает, о чем говорил паренек. Лине кажется странным, что английского парня зовут Лоран. Она знала француза по имени Лоран, в прежней жизни, когда был жив Янни. Английский у Лины лучше всех, лучше даже, чем у Пера, чем она втайне очень гордится. Ей хотелось защищать юношу с тех пор, как Йенс привез его, перекинутого через спину пони, и теперь она увидела все к тому основания: кому, как не ей, быть соединительным звеном между ним и остальными.
Торбин и Анна, ушки на макушке, подбежали к ней в окружении куриного кудахтанья.
— Можно посмотреть на него? — спрашивает Торбин, у которого лицо все красное от холода.
— Нет, пока нет. Он очень слаб. Вы его утомите.
— Мы тихо, как мышата. Крошечные мышата. — Анна пищит, словно крошечный мышонок.
— Скоро, — обещает Лина. — Как только он встанет и пойдет.
