Вчерашним вечером все разбрелись по комнатам как попало, уверенные, что засиживаться не придется. Если бы не ожидание на чемоданах в Хабаровске и не кошмарный перелет — многие бы и вовсе не стали искать себе койку в надежде, что буран вот-вот утихнет и ночевать можно будет уже дома. Однако люди были вымотаны и почти сразу отправились отсыпаться. Даже встречающих кошмарная дорога из аэропорта почти лишила сил.
Ближайшую к кухне комнатку заняли Тимур и Вячеслав Иванович, еще в самолете почувствовавшие неосознанную симпатию друг к другу. Следующие две сейчас пустовали — совершенно очевидно было, что именно в них жили двое дежурных. В одной из них стоял крепкий табачный дух, на тумбочке лежал потрепанный детектив, а составленные одна на другую подушки еще хранили отпечаток спины. В другой кровать была аккуратно заправлена, зато тумбочка — вытащена на середину узкого пространства между койками, и на ней красовался недостроенный домик из спичек… теперь уже — навсегда недостроенный.
Дальше заночевали, неосознанно сбившись в кучу, геологи: Тофик с Лешкой в одной комнате, Аля и Нина — в другой. Дмитрий с Натальей заняли следующую, а в соседнюю комнату уложили спать Лизу — чтобы была под рукой, но не слишком мешала.
Как расположились остальные, Дмитрий толком не знал. Он только помнил, что в комнате через одну от Лизы, почему-то оказавшейся пустой, сейчас лежит под казенным одеялом тело его жены. Тело, выпотрошенное, как туша животного, предназначенного в пищу. Откуда-то снизу, как сквозь вату, донесся тихий писк; он с удивлением опустил глаза и увидел свою дочь — ее лицо было напряжено и сморщено, по щекам катились крупные слезы. Он вспомнил, что хотел срочно поговорить с врачом. Секунду он колебался — очень не хотелось отпускать дочку и тем более оставлять одну; ему казалось, что неугомонная Лиза может сбежать и натворить что-нибудь. Но таскать ее туда-обратно по коридору тоже не хотелось. Наконец он решился.
— Стой здесь, понятно? — строго сказал он и наконец отпустил руку. Лиза сунула слипшиеся пальцы в рот, чтобы хоть как-то унять боль — в какой-то момент отец так сильно сжал руку, что он едва не закричала от боли. — Тебе понятно? — снова спросил Дмитрий. — Ни шагу отсюда, я сейчас приду.
Лиза торопливо закивала, и Дмитрий, сутулясь, зашагал к кухне.
Геологи вяло дожевывали гипотезу вырытой в сугробе пещеры. Всем четверым было очевидно, что проверить ее, пока не утихнет буран, никак нельзя, и они пытались найти разгадку, исходя из одной теории. Склочный водитель автобуса сидел рядом, но в разговоре не участвовал, только поглядывал — снисходительно на геологов, злорадно — на психиатра, отрешенно сидевшего там же с кружкой чая в руках. Что бы ни было на уме у Вовы — он явно пока предпочитал держать это при себе.
Увидев Дмитрия, все смущенно замолчали. Нина встала, сняла со стола остывший чайник, молча поставила на плиту. Один из геологов подвинулся, освобождая место у стола, но Дмитрий покачал головой.
— Мне бы с вами поговорить, — сказал он психиатру. Ему неловко было обращаться к нему при всех — не хотелось, чтобы о Лизе поползли слухи, — но он понимал, что рано или поздно все равно все узнают, что его дочь ненормальная. Как не жаль было Лизку — смысла прятаться он не видел.
К его удивлению, психиатр почему-то вообразил, что помощь нужна самому Дмитрию.
— Хотите еще успокоительного? — спросил он. — Не можете заснуть?
— Нет, все в порядке, — Дмитрий покосился на геологов. Те натужно смотрели по сторонам, а Нина не сводила глаз с чайника, будто пыталась вскипятить его взглядом. — Я в порядке, — повторил он. — Мне бы спросить кое-что.
— Пойдемте, — сказал психиатр.
— Пещера, пещера, — ядовито проблеял Вова, стоило им только выйти, и победно взглянул на геологов. — Зачем ему рыть нору в сугробе и морозить задницу, если можно спокойненько попивать с вами чаек?
Александр выслушал историю о воображаемом друге спокойно, почти скучающе. На его лице читалась лишь легкая досада — для человека, от которого потребовали профессиональной консультации в три часа ночи, он на удивление хорошо владел собой. Впрочем, Дмитрий досады не замечал, завороженный внимательным взглядом, энергичными кивками и всяческими «угу» и «так, так», на которые психиатр не скупился. В городе говорили, что главврач психбольницы — энтузиаст своего дела, и теперь Дмитрий видел, что это действительно так.
Пока отец рассказывал про Никиту, Лиза украдкой оглядывалась. Комната, в которой решил заночевать врач, ближайшая к туалету, выглядела еще более запущенной и ободранной, чем все остальные. Здесь даже не было розеток — они были вырваны с мясом, а оставшиеся дыры заткнуты тряпками. На спинке стула висело что-то вроде пижамы из серой фланели, с завязками у ворота, — от нее так и несло безнадежностью, лекарствами и невкусной едой. Лиза вспомнила, что рукава этой или похожей штуковины торчали из-под свитера Александра, когда она увидела его первый раз.
Тем временем монотонный рассказ Дмитрия закончился. Он помолчал, выжидательно глядя на врача, но вердикта все не было, и тогда Дмитрий спросил:
— Так что, она у меня… ненормальная?
Лиза застыла перепуганной мышкой, сжав кулачки. На нее не смотрели, и это слегка успокаивало — как будто папа разговаривал с психиатром вовсе не о ней… и в дурдом, если что, отправят не ее, а какую-то совсем другую, незнакомую девочку. Уставившись в коленки, она ждала ответа.
— Как бы вам объяснить, — Александр сморщился, пощелкал пальцами. — Вы же геолог, да? Это как… шельф.
— Шельф? — недоуменно переспросил Дмитрий. Лиза тихо перевела дух — похоже, этот врач, как и многие взрослые, не мог просто сказать «да» или «нет» — сначала ему нужно было поговорить. Лиза сосредоточилась, чтобы в потоке слов не упустить самое главное.
— Представьте себе, что материк — это абсолютная норма, — заговорил психиатр. — Железная логика, непрошибаемый здравый смысл, полное владение собой, отсутствие всяческих иллюзий. И никаких особых черточек, никаких, даже мельчайших, странностей, ничего… отличного. А океанские глубины — это патология… это то, что надо лечить. Понимаете, к чему я клоню?
— А есть шельф, — Дмитрий задумчиво кивнул.
— А есть шельф, да. Кто-то ближе к материку, кто-то — ближе к глубинам… и некоторые соскальзывают и попадают, например, ко мне, — врач сухо улыбнулся. — Но большинство из нас так и плещется на шельфе всю жизнь.
— А Лиза?
— И Лиза тоже. Возможно, чуть дальше от материка, чем вам хотелось бы.
— Но этот воображаемый друг! Я думал, она его еще в первом классе выкинула из головы.
— Послушайте, Дмитрий, — психиатр поморщился, — вы уж извините, что я оказался в курсе…
— Весь город в курсе, — мрачно буркнул тот. — Валяйте.
— Да, маленький город, ничего не поделаешь. Так вот, насколько я понимаю, Лиза с лета испытывает сильный стресс. Вы понимаете, какое потрясение для ребенка — ваш развод?
