– А ваш сосед добрый? Детей любит? – Удалов наконец задал интересующий их обоих вопрос. Женщина обратила взоры к недавно побеленному потолку:
– Наверное, раз своих двое. Впрочем, да, любит. В нашем дворе много деток, так он со всеми общается, всегда подойдет, расспросит, по головке погладит.
Я наконец перешел к главному:
– А вот этого мальчика вы случайно поблизости не видели? – и вытащил фотографию Димы Карпова.
– Знакомый что-то, – тетя Клава взяла из моих рук снимок. – Хорошенький какой. Ухоженный, видимо, из благополучной семьи. – Она еще раз взглянула на фотографию и вернула ее мне. – Нет, поблизости я его не встречала. А должна была?
– Нет, – я спрятал снимок в карман. – Огромное вам спасибо, тетя Клава. Все, что мы хотели, мы узнали.
– А я всегда рада помочь родной милиции, – усмехнулась она. – Правда, теперь вы полиция. И зачем вас переименовали? Все же милиция как-то родней. – Женщина пошла по коридору к входной двери и уже на пороге неожиданно спросила: – Так вы его брать будете? Или как?
Мы дивились ее наблюдательности и чутью.
– Пока только «или как», – пошутил я.
Старушка понимающе посмотрела на нас:
– Ну, ясно. Бывайте, мальчики.
Мы вышли во двор. Сумерки уже заметно сгустились. Вечер выдался очень теплым, что и неудивительно для приморского южного города.(Слушая приятеля, Панфилов дивился его речи. Он и предположить не мог, что суховатый Андрей способен быть поэтичным.) Двор был безлюдным, ни детишек, с которыми любил разговаривать Жуков, ни бездомных собак, наполнявших подобные районы. Окна квартир понемногу освещались электрическим светом, и это придавало дому уютный вид. Он жил вечерней жизнью. Где-то слышался смех, доносилась музыка. Стоит ли говорить, что и нам захотелось домой, однако об этом нечего было и думать.
– Что будем делать? – спросил я. Удалов пожал плечами:
– Ждать. Брать нам пока его не за что. По сути, на него ничего нет, кроме записи с камеры видеонаблюдения. Однако этого слишком мало. Жуков, видно, ловкий и верткий тип. Он скажет: «Ну, проходил мимо школы, перекинулся парой слов с мальчиком и отправился восвояси. Разве запрещается разговаривать на улице?»
– Скажет – и будет десять раз прав, – подтвердил я. – Придется ждать, чтобы побеседовать как со свидетелем. Нужно и нам изловчиться и выдавить из него максимум информации, попытаться поймать его в ловушку. Как всегда говорит Костиков: «Включайте мозги».
– Как он себя поведет, когда увидит полицейских? – размышлял Станислав. – Я, например, не представляю. Хотя, по словам того же Костикова, поведение человека невиновного, оказавшегося под подозрением, предугадать трудно, но возможно, в отличие от поведения закоренелого преступника.
– Он не станет палить в нас из пистолета, это точно, – улыбнулся я. – Ты, Клим, наверное, не знаешь, но я считаю себя знатоком психологии преступника и даже в будущем собираюсь защищаться по этой теме.
Его заявление стало для Клима новостью:
– Ты?
– А кто же?
– Почему именно по психологии?
Старший лейтенант ответил не задумываясь:
– Психологии преступника в работе правоохранительных органов почти не уделяется внимания. Пособий и практических наработок по этой теме всегда было мало, и я решил пополнить их список. Конечно, мы понимаем: чем раньше после совершения преступления преступник будет задержан, тем больше шансов у следствия на успех. Я всегда с интересом слушал рассказы бывалых следователей о том, как преступники действовали вопреки логике и поступали не так, как от них ожидали. Это сбивало следствие с толку и заставляло менять стратегию и тактику. Порой попадался такой умный и хитрый противник, что сыщики говорили о нем с восхищением. Я всегда считал, что у преступника есть некоторое преимущество перед нами, полицейскими. Он свободен в выборе действий, он не ограничен рамками закона и руководствуется только страхом перед неизбежностью наказания. Полицейским же приходится, руководствуясь интуицией и подключая опыт, выбирать тот путь, который близок к пути преступника, но который не может пересечь определенных границ. С одной стороны, работники правоохранительных органов могут упустить преступника, а с другой – преступить закон и поплатиться за это. Я прав?
Панфилов кивнул:
– Именно так.
Андрей удовлетворенно улыбнулся:
– Я тоже так считаю. Так вот, от этих мыслей мне стало нехорошо. Я успокаивал себя только одним: Жуков не сможет помешать нам поймать его, не придумает ничего непредсказуемого. Станислав заметил мое состояние:
– Нервничаешь?
– Да, – признался я. – Что этот фрукт выкинет?
– Думаю, ничего, – спокойно ответил Станислав. – Он и не подозревает, что его ждут.
– Они всегда к этому готовы, – проговорил я. – Слушай, а у тебя нет сигареты?
– Ты же бросил, – усмехнулся Удалов.
– Бросил, – согласился я. – Да вот приспичило.
– А я никогда и не начинал. – Станислав вдохнул полной грудью. – Хорошо-то как! Лето на дворе.
– Только не говори, что мы, как всегда, не заметили, – бросил я. – И без того тошно. Если этот негодяй украл ребенка и издевался над ним, просто не знаю, как сдержать себя и не пристрелить его на месте.
– Подожди… – Станислав предостерегающе поднял руку. – Идет, кажется.
Со стороны детской площадки показалась долговязая фигура. Ошибиться было невозможно. К нам направлялся Жуков. Подходя к подъезду, он становился все мрачнее и тревожнее. Испуганно озирался по сторонам, словно какое-то шестое чувство подсказывало ему: сегодня за ним придут.
– Здравствуйте, Борис Георгиевич, – Удалов вышел ему навстречу. – Мы давно вас тут поджидаем. Нам необходимо… – договорить он не успел. Жуков швырнул в полицейского пакет с продуктами и кинулся бежать.
– Быстрее! – крикнул я, и мы бросились вдогонку.
Миновав детскую площадку, мы выбежали на улицу. К счастью, прохожих в тот день было мало. На освещение этот район не жаловался, и неяркий свет фонарей позволял увидеть фигуру преступника. Я и Удалов были в отличной форме, однако и художник оказался не из слабаков. Он мчался, как антилопа, однако мне удалось сократить расстояние между нами на тридцать метров. Жуков резко свернул в арку между домами и направился к пустырю. Наверное, надеясь перехватить там одиноко стоявших частников. Однако это ему не удалось. Я сделал прыжок и опрокинул Бориса на землю. Мы покатились по сухой траве. Жуков отчаянно пытался освободиться от железной хватки, но ничего не получилось. К тому же подоспел Станислав. И вдвоем мы скрутили подозреваемого.
– Попался, гад! – Я ловко надел на него наручники. Жуков тяжело дышал. Из рассеченной брови на лицо капала кровь.
– Кто вы такие? По какому праву? – пробормотал художник.
