– В общем, мы в парке Горького будем, – в свою очередь, сказал Вике Жорик. – Подъезжайте туда. Позже созвонимся, договоримся, где именно встретимся.
– О’кей! Буду там через час. – В трубке раздались гудки отбоя.
Жорик сложил губы трубочкой и издал звук, похожий на звук запустившегося и тут же заглохнувшего двигателя трактора.
– Обещали быть. Ну, пошли, показывайте, где тут кафе.
Гурьбой направились по улице. Шагали минут пятнадцать, наконец впереди показался парк. Вошли в него не с центрального входа, а откуда-то с задворок. Дождь перестал, однако по небу продолжали плыть свинцовые тучи. Дул ветер, было прохладно. До встречи с Викой оставалось еще минут сорок. Пошатались по засыпанным листьями аллеям парка, покатались на двух аттракционах, затем, наткнувшись на кафе с уныло провисшими после дождя зонтиками на бетонной площадке, устроились под одним из них за пластиковым столом. Заказали мороженое, пирожные и соки. Ели, не торопясь, со смаком. Жорик все время поглядывал на часы. Предстоящая встреча с Викой волновала его. Сумеет он или нет расколоть фифу?
– Ох, и вкусно! – вонзив зубы в очередное пирожное, изрек Женька. – Давно не ел такой вкуснятины.
– Да чего врешь-то? – возмутилась Надька – борец за правду. – Три дня назад дядя Жора угощал нас в кафе.
– Вот я и говорю, – сытым котом проурчал Женька, – давно. Аж три дня прошло.
Привольнов отвлекся от своих мыслей, переключил внимание на мальчика.
– А ты как, брат, в Москву попал? – вернулся он к разговору, начатому в первый день знакомства с беспризорником.
– Я-то? – Женька облизал перепачканные кремом пальцы. – А шут его знает. На поезде, кажись, приехал. Давно это было, и не помню уж.
– А сам-то ты откуда родом?
– Я-то?
– Послушай, – возмутился Жорик. – Ты что, каждый раз будешь переспрашивать? Не действуй на нервы.
– Да я не действую, – с невозмутимым видом признался пацан. – Привычка. Соображаю просто, откуда я. Давно мне такой вопрос не задавали. Из Мариуполя я вроде бы.
– Из Мариуполя? – удивился Жорик.
– Слушай, дядя Жора, – пацан хитро взглянул на собеседника. – А ты сам чего все время переспрашиваешь?
– Я-то? – сказал Жорик и рассмеялся. – Так это ты меня заразил. Ты что же, выходит, хохол?
– Может быть.
– Хохол он, хохол, – рассмеялась Надька. – Все замашки у него хохляцкие. И сало любит.
– Я тоже сало люблю, однако русский, – парировал Привольнов и снова посмотрел на Женьку. – А фамилия у тебя какая?
– Ну, Команюк, – неохотно отозвался Женька.
– Точно хохол! – влезла Надька, но Жорик ее одернул:
– Да помолчи ты! А отчество, Женька, не знаешь?
– Не-а, – в голосе мальчишки звучали недовольные нотки. – А чего вы все выспрашиваете?
– Да узнать хочу, что ты за птица такая. Ну-ка, выкладывай свою историю. Обещал же как-то рассказать.
– Соку налей, – потребовал Женька и подвинул стакан.
Привольнов открыл крышку на втором двухлитровом пакете апельсинового сока и налил в четыре стакана. Присутствующие взяли стаканы и чокнулись.
– За ваше счастливое будущее, – сказал Привольнов и отхлебнул сока.
Женька тоже отпил желтоватый напиток, поставил стакан на стол и некоторое время сидел с хмурым видом, точно маленький серьезный мужичок, решающий важную проблему. Наконец, шмыгнув носом, заговорил:
– Отец на зоне у меня сидел, а когда откинулся, мамка его домой не пустила. Ну, он и отомстил ей, меня украл. Пришел в детский сад ко мне с игрушкой, я обрадовался, навстречу к нему побежал, папка ведь. Уж и не помню, что он мне там говорил, мне тогда всего лет пять было, но я согласился с ним пойти. Забрал он меня из садика и на вокзал отвез. Мы в какой-то город умотали. Нижний, что ли. Там дружки у него были. Он забухал с ними, в драку влез, его снова закрыли, а я один остался на улице. Меня цыгане подобрали. Я с ними года три бродяжничал, деньги клянчил. А потом и с ними растерялся. С тех пор один жил, на житуху промышлял. Где только не побывал. А несколько месяцев назад в Москву попал, ну и тормознулся. Здесь ничего, жить можно. Народ богатый. – Мальчишка замолчал и вновь припал к стакану с соком.
Привольнов сидел потрясенный. Вот это судьба у парня. От горшка два вершка, а сколько уже испытать довелось. Живучий мальчишка оказался. Надо ж, жизнь его ломала, швыряла, а он, словно деревце на ветру, гнулся и снова выпрямлялся. Выжил пацан в этом жестоком взрослом мире, не сломался, не сгинул. Вот кто истинный герой, вот кому медаль героя давать нужно.
– А ты почему назад домой не попытался вернуться? – спросил Жорик. Глаза у него были грустные.
– А куда и к кому? Я уж и мать свою не помню. Да и город, честно говоря, может, и не тот вовсе. Просто название красивое – Мариуполь. Вот и запомнилось мне. А может быть, и Мариинск или Мариец, мало ли городов с похожими названиями на свете есть.
– А может, ты из Мозамбика какого-нибудь, – хихикнул Сашка. – И мама у тебя черножопая?
– Сам ты черножопый! – огрызнулся Женька.
Привольнов укоризненно взглянул на сына.
– Помолчи! – и обратился к Женьке: – Ну, про город ты хоть что-нибудь помнишь?
– Помню. Море там было. Гуляли по набережной с мамой и бабушкой. Да, вот, бабушка еще у меня была. Маргаритой звали.
– А отца?
Парень, вспоминая, наморщил лоб.
– Степан, что ли.
– Ну, вот, уже легче. А ты говорил, отчества своего не знаешь. Значит, Степанович ты. Евгений Степанович. – Жорик несильно хлопнул мальчишку по плечу. – А маму как звали?
– Света.
– Вот, видишь, сколько сведений ты о себе знаешь. Так что, можешь еще попытать счастье, маму с бабушкой отыскать, – уверенно сказал Жорик, хотя в глубине души и сомневался в своих словах. Если Женька действительно из Украины, кто будет его родственников там искать. – А фамилия-то у тебя действительно Команюк?
– Тоже не знаю точно, – рассмеялся Женька, пытаясь за смехом скрыть смущение, что он такой бестолковый. – Документов-то у меня нет. Помню, что на «юк» оканчивается. Может, и Романюк. А я себя в милиции обычно Петровым называю. Фамилия распространенная, этих Петровых на учете уйма стоит. Никто никогда не проверяет.
В этот момент зазвонил телефон.
– Ладно, Женька, позже договорим, – Привольнов достал мобильник, нажал на кнопку включения. Звонила Вика.
– Я у центрального входа, – заявила она. – Вы где?
– Идите по центральной аллее, – сказал Жорик. – Мы здесь неподалеку с правой стороны в кафе сидим. Увидите.
Вика не сказала даже своего обычного «о’кей», сразу отключила телефон. Появилась она пять минут спустя. Шла неторопливо, красиво вышагивая стройными, едва прикрытыми мини-юбкой ногами в черных колготках, ничего и никого не замечая вокруг. Ее бюст, обтянутый блузкой и черным кожаным пиджаком, торчавший на добрых полметра вперед, вызывал у проходивших мимо парней восхищение, а у девиц зависть. Неплохо такой же иметь. Вика не поднялась, а взошла на бетонную площадку, как звезда на сцену, и направилась по пустынному кафе к нахохлившейся, замерзшей от холода и съеденного мороженого компании. Даже издалека, по тому, как цокали высокие каблучки молодой женщины, было ясно, что она зла.
