– Кого? – переспросила Серафима, – какого
такого потерпевшего?
– Ну, того мужчину, которого убили.
– Так ты так и говори – которого убили! А то
спрашиваешь про какого-то потерпевшего… которого убили я часто видела, почитай
каждый день.
– На предварительном допросе вы показали, что
потерпевший… ну, тот, кого убили, появлялся здесь в разное время…
– Это точно, что в разное, только все больше днем.
Видать, нигде не работал. Тунеядец небось, а по-нынешнему – бизнесмен. Вот зять
мой, который на государственной службе, – он непременно в девять часов на
работу уйдет, а в восемнадцать часов вернется, и чтобы ему непременно в это
время обед был. Потому что государственная служба – это чтобы вовремя приходить.
А этот то в двенадцать придет, то в час…
– А когда он уходил по утрам?
– По утрам-то? – Серафима Петровна
задумалась. – А когда ж он уходил-то? Должно, рано, когда я еще спала…
что-то не упомню я, чтобы видела, как он по утрам уходил. Придет когда в час,
когда в два, а потом снова уйдет и уж больше не возвращается.
– Не возвращается? – удивленно переспросил
Маркиз. – Так, может, он здесь вовсе и не ночевал?
– Может, и не ночевал, – согласилась Серафима и
неожиданно рассердилась: – А мне-то какой интерес, ночевал он тут или не
ночевал? У меня своих дел хватает, у меня зять в восемнадцать часов приходит, и
ему непременно обед должен быть готов, а меня тут всякими глупостями отвлекают!
Некогда мне следить, кто здесь ночует!
– Это не глупости, – серьезно прервал ее
Леня, – это ваш гражданский долг – оказание всемерной помощи следствию!
– Я уже все оказала! Я что знала, все рассказала!
Говорю же – приходил он днем, все в разное время, когда в два, когда в три. По
всему видать – непутевый человек, да еще и сильно нервный…
– Нервный? – переспросил Маркиз. – В чем это
выражалось?
– Чтобы выражался – это я не говорила, чего не было,
того не было. Может, в квартире у себя он и выражался, ну так это его личное
дело, до меня это совершенно не касается.
– Я другое имею в виду, – терпеливо проговорил
Леня, – вы сказали, что он был нервный. Почему вы так решили?
– Нервный потому что. Все время шеей этак поводил, как
будто у него мешает что или воротничок тесный.
– Вот так? – Леня повел шеей, – как будто у него
был нервный тик.
– Во-во, – согласилась Серафима Петровна, –
вот точно так шеей поводил. Я же говорю – сильно нервный он был. По всему –
непутевый человек. .. и еще девка эта к нему приходила…
– Вот еще об этой его знакомой расскажите, –
ухватился Леня за ее слова и снова заглянул в записи, – что вы можете о
ней рассказать?
– А чего о ней рассказывать? Девка как девка… сразу
видать – шалава первостатейная.
– А по каким признакам вы это сразу определили?
– А чего тут определять, когда все и так ясно? Одета
она хорошо, а кто сейчас хорошо одевается? От трудов праведных не наживешь
палат каменных! – Серафима Петровна огляделась по сторонам и грустно
вздохнула. – Вот ведь зять у меня даже и на государственной службе, а
никакого особенного богатства все равно нету! А у той-то шалавы пальто – не
пальто, шуба – не шуба…
– Вот, кстати, об этой шубе… опишите ее!
– А чего мне чужие шубы описывать? Большой интерес!
Шуба – она и есть шуба, сразу видать, что дорогущая. Белая шуба, короткая.
Откуда у порядочной девушки такие деньги возьмутся? Так что я и говорю – сразу
видать, что шалава! А сейчас мне некогда больше разговаривать, мне котлеты
жарить надо, а то зять придет – а котлеты не готовы…
– Хорошо, только последний вопрос. В день убийства ваш
сосед в какое время пришел, вы не обратили внимания?
– Отчего же не обратила? У меня специально на стенке
часы повешены, чтобы точно знать, когда зять с работы возвращается, и обед
загодя приготовить. Так что я внимание обратила. Как раз на часы поглядела,
когда он первый раз пришел. Аккурат половина второго была…
– Первый раз? – повторил ее слова Маркиз. –
Значит, был еще и второй? Он ушел и потом еще раз вернулся?
– А вот не скажу, – Серафима неожиданно понизила
голос, – не буду врать. Как он ушел, не заметила, а только он в четверть
третьего снова пришел.
– Значит, как выходил, вы не заметили, а заметили,
только как вернулся?
– Сама удивляюсь, – вздохнула Серафима
Петровна, – не было со мной такого, чтобы я чего пропустила… мне хоть и
немало лет, а на слух да на зрение не жалуюсь. А тут как-то пропустила… гляжу –
вроде не выходил, а опять заходит…
– А во второй раз ничего странного в нем не
было? – спросил Маркиз, у которого возникла неосознанная еще мысль.
– Странного? Да нет, странного ничего не было, только
что в тот раз спокойный он был.
– Спокойный? – переспросил Маркиз.
Ну да, всегда-то он нервный, шеей поводит, минуты не постоит
спокойно… Ну, да я про это уже говорила, а когда он второй раз пришел, так не
шевельнет шеей, как все люди стоит…
– А дверь-то он сам открыл, своими ключами?
– А кто же еще? Ведь, кроме него, никого там не было.
Это уж потом шалава пришла, та, что его убила… только, когда дверь открывал,
таился он, словно зашуметь боялся. Ключ так тихонько в замке повернул, да дверь
придерживал, чтобы не скрипнула…
Серафима Петровна взглянула на часы и всплеснула руками:
– Ой, да скоро уж зять придет, а у меня котлеты еще и
не провернуты! Батюшки, это что ж творится! А все из-за тебя, из-за твоих
расспросов! – и она, подбоченившись, двинулась на Маркиза. – Все, нету
больше моего терпения! Что знала – все доподлинно рассказала, и тебе, и Василию
этому Лобзиковичу, а теперь прощайте, мне пора делами своими заниматься!
Едва Леня вышел во двор, в его осанке и поведении произошла
мгновенная и удивительная метаморфоза. Его трудная и опасная профессия
требовала настоящего артистизма. Если минуту назад он был суровым, непреклонным
и уверенным в своей значительности сотрудником следственных органов, то сейчас
он снова стал несколько легкомысленным, жизнерадостным и любопытным посыльным
из службы срочной доставки, каким его и ожидали увидеть греющиеся на мартовском
солнышке пенсионерки.
Впрочем, они не обратили на Леню внимания, поскольку были
заняты обсуждением очередной волнующей и чрезвычайно значительной проблемы.
– А я вам точно говорю, – уверенно вещала
Никитична, – это она от исключительного расстройства похудела. Как пришла
она с концерта домой – а муж ейный в койке с соседкой! Она тут же в обморок –
хлоп, а как очухалась, так на двенадцать кило похудела! Муж как это увидел, к
ней сразу вернулся, а соседка от злости уксусом отравилась…
