Капитан Чугунный вежливо так этого мужика спрашивает: «Ты
кто?»
А тот, понятное дело, в рифму ему отвечает: «Конь в пальто!
А вот ты, мужик, кто такой и что у моей Зинки в неурочное время делаешь?»
«Я, – отвечает капитан, – капитан милиции
Чугунный» – и в доказательство своих слов протягивает удостоверение.
«А мне, – тот отвечает, – все это по барабану.
Хоть ты чугунный, хоть оловянный, хоть по уши деревянный. Зинка моя и
полковников приводила. Не ты первый, не ты последний. Так что давай, капитан,
проваливай и дружков своих прихвати».
Но капитан Чугунный, вечная ему память, не такой был
человек, чтобы какой-то штатский над ним возобладал! Он глаза выпучил, горло
прочистил и как рявкнет, что даже штукатурка посыпалась: «Кто такой, предъявить
документы!»
Тот-то мужик, видать, немного струхнул, попятился и паспорт
сует: «Так и так, проживаю здесь, Георгий Свиристенко моя личная законная
фамилия».
«Отставить! – продолжает сердиться капитан. – На
Георгия Свиристенко уже оформлена справка о смерти, так что одно из двух – или
ты не Свиристенко, а кто-нибудь другой, и тогда отправляйся без скандала по
месту регистрации, или мы незамедлительно приступаем к кремации!»
– Так что сам видишь, Гудронов, как важно для
следствия, чтобы потерпевший имел при себе документы! – закончил Василий
Ликбезович. – Только ты понятую-то приведи, а то нехорошо получается –
документ обнаружили и к делу приобщили, а свидетелей этому не имеется!
Судя по звукам, Гудронов поспешно удалился в коридор.
Лола осторожно приподнялась и выглянула в щелку между
занавесками. В комнате, рядом с письменным столом, под которым, как она знала,
располагался «потерпевший», сидел плотный коренастый мужчина лет сорока с
широким мрачным лицом глубокого и убежденного пессимиста. Тут же на пороге
появился второй милиционер, значительно моложе, выше и худее, с розовыми
оттопыренными ушами и жизнерадостной веснушчатой физиономией умеренно пьющего
человека. Он вел, осторожно придерживая за руку, недовольную тетку лет
семидесяти в цветастом ситцевом халате.
Остановившись посреди комнаты, тетка решительно
прокашлялась, уперла руки в бока и густым матросским басом осведомилась:
– Ну, и долго вы меня будете от домашней работы
отрывать? У меня, между прочим, зять в восемнадцать часов с работы
возвращается, и к его приходу борщ должен быть сготовлен!
– При чем тут ваш зять, понятая? – опрометчиво
спросил мрачный милиционер с удивительным отчеством Ликбезович. – И какое
отношение мы имеем к вашему борщу?
А такое самое прямое отношение, – немедленно
отреагировала тетка, – что я через вас этот самый борщ своевременно не
сварю, а мой зять – на государственной службе и, если что не по его, очень
сердится, а когда он сердится, то это спаси господи, лучше тогда к нему даже не
подходи, потому что у него характер очень сурьезный, да прибавьте сюда, что на
государственной службе, и через эту службу от его характера вовсе нет спасения,
поэтому я к его приходу непременно должна борщ сварить, а он приходит
обязательно в восемнадцать часов, потому что у него государственная служба…
– Стоп, понятая! – рявкнул старший
милиционер. – Больше не могу про твоего зятя слушать! Если ты еще раз
скажешь про зятя или про борщ, я тебя непременно арестую за сопротивление при
исполнении, и тогда твой чертов зять точно без борща останется! Тьфу!
– Не имеете никакого такого полного права! –
заревела понятая, как взбесившаяся пароходная сирена. – Я свои права
досконально знаю! Тем более что у меня зять на государственной службе! Ему
через это без борща оставаться никак нельзя!
– Ну, зачем нам ссориться, – Василий Ликбезович
взял себя в руки и понизил голос, – ваш гражданский долг, понятая, –
оказывать всемерную помощь следственным органам, и чем меньше вы будете
отвлекаться на посторонние предметы, тем быстрее освободитесь…
– Почему же это посторонние, – пробубнила тетка,
однако тоже понижая голос, – почему же посторонние, когда это мой
собственный зять? Который на государственной службе…
– Ладно, – смирился с зятем милиционер, –
перейдем к делу. Для начала, понятая, назовите свои данные.
– Чего? – удивилась тетка. – Какие еще
данные? Я женщина приличная, отродясь у меня никаких данных не было!
– Ну, фамилию, имя и отчество!
– Ах, ну так бы и говорили, что вам фио мое нужно. Фио
– это пожалуйста. Оглоуховы мы будем. Серафима Петровна я.
– Очень хорошо, – Василий Ликбезович повернулся к
своему напарнику, – Гудронов, зафиксируй!
В это время понятая опустила глаза и, судя по всему, увидела
торчащие из-под стола мужские ноги в коричневых ботинках. Истошно взвизгнув,
тетка отскочила назад и наверняка вылетела бы из комнаты, если бы в дверях ее
не перехватил проворный Гудронов.
– Ой! – Серафима Петровна затряслась всем крупным
желеобразным телом. – Что ж это делается? Там же у вас под столом покойник
лежит! А я никак не могу, если покойники! У меня от покойников в организме
начинается полная дурнота и головокружение!
Да успокойтесь вы, понятая! – прикрикнул Василий
Ликбезович. – Ясное дело, что имеется покойник, если работает следственная
группа! Вы лучше возьмите себя в руки и осмотрите потерпевшего на предмет,
знаете вы его или нет, и как можете охарактеризовать его моральный облик и
образ жизни. В целях оказания помощи следствию.
Понятая немного успокоилась. Теперь ее разрывали два
противоречивых чувства: вполне естественный страх перед покойником и такое же
естественное женское любопытство. Наконец любопытство победило, Серафима
Петровна осторожно приблизилась к потерпевшему и наклонилась, чтобы получше его
разглядеть.
– Ой! – взвизгнула она. – Да на что же тут
глядеть-то? Это же нужно такое безобразие женщине приличной показывать! Да как
же я могу его узнать, если у него, почитай, лица-то нету?
– Ну, с лицом понятно, что ничего не понятно, –
сказал, поморщившись, Василий Ликбезович, прерывая затянувшееся
молчание, – а вот если по другим признакам судить – одежда, руки, телосложение,
рост опять же… волосы… Знаком он вам?
– А как же ж, – подала голос из-под стола
понятая, – как не знаком! Конечно, знаком! Очень даже знаком. Конечно,
насчет телосложения не скажу, этим я не интересуюсь, поскольку приличная
женщина и давно на пенсии, но насчет остального – точно скажу. Почитай, каждый
день его видела. Как он здесь поселился, так и шастает. То вверх по лестнице
идет, то вниз… потому как его квартира аккурат напротив моей, так мне это все
доподлинно известно! Только тогда, известное дело, с лицом у него было все в
порядке, в приличном виде оно состояло.
– То есть вы его каждый день на лестнице
встречали? – уточнил милиционер. – Гудронов, фиксируй! Понятая
показала, что ежедневно встречала потерпевшего на лестнице…
