— Через полчаса, — веско начала мамочка, — к
нам придет одна женщина, которая мигом решит все твои проблемы в смысле внешности.
После нее тебе уже не нужно будет ни о чем беспокоиться. Она работает…
— В морге, что ли? — лениво поинтересовался
Вася. — Покойников гримирует? Это мне сейчас как раз подходит…
— Типун тебе, на язык! — рассердилась
мамочка. — Аделаида Семеновна всю жизнь на «Ленфильме» проработала,
гримершей. Таких людей гримировала — ты не поверишь! Для нее ничего
невозможного нет!
Вася заразился восторгом, услышанным в голосе мамочки, и с
надеждой стал ждать Аделаиду Семеновну, а пока согласился на предложенные мамочкой
большую чашку кофе с молоком и бутерброд с сыром рокфор. Правда, бутерброд
пришлось порезать на мелкие кусочки, потому что после вчерашнего сильно болела
челюсть.
Через полчаса раздался звонок в дверь, и на пороге квартиры
появилось странное создание. На первый взгляд создание напоминало мальчика в
возрасте приблизительно двенадцати лет, не старше. «Мальчик» скинул курточку с
капюшоном и оказалось, что коротко стриженные волосы абсолютно седые. Когда
Вася подошел ближе и заглянул гостье в глаза, даже он сообразил, что ей не
меньше семидесяти. Она, со своей стороны, времени даром не теряла и тоже
внимательно рассматривала Васино лицо.
— Что, безнадежно? — упавшим голосом спросил Вася.
— Молодой человек, — хриплым голосом сказала
Аделаида Семеновна, — зарубите на своем подбитом носу: ничего безнадежного
не бывает, когда за дело берусь я!
Выпалив эту фразу, Аделаида бодро обежала всю квартиру и
выбрала кухню, как самое светлое место. Васю усадили на табурет, Аделаида
раскрыла принесенный с собой саквояж, и началась работа.
— Вы, молодой человек, не беспокойтесь, —
приговаривала гримерша, для чего-то заклеив Васе рот липкой лентой, — вы
попали в очень хорошие руки. Да-да, говорю это без ложной скромности. Я
работала на «Ленфильме» без малого сорок пять лет, и всегда в самых сложных
случаях звали меня. Я, конечно, понимаю, нужно идти в ногу со временем, эти
модные визажисты используют новейшие приемы макияжа, но когда заслуженный
артист Карапузов в пьяном виде упал на беременную кошку, к кому обратились? К
Аделаиде они обратились! Можете себе представить, что кошка сделала с его
лицом? А от меня он ушел свеженький, как молодой огурчик! Или когда артистка
Кикиморова, поссорившись с любовником, метнула в него горячий утюг, а он
отскочил и рикошетом попал ей по лбу, кого вызвали срочно? Аделаиду они
вызвали! Кикиморовой, видите ли, утром нужно было сниматься в роли невесты, и
никак нельзя отложить, режиссер уже просто кипел. Хорошо, что утюг, пока летал
туда-сюда, малость остыл, и ожог получился только первой степени.
Она расклеила Васе рот и намазала лицо белой мазью.
— Будет щипать! — предупредила она. — Но
нужно терпеть.
Вася поглядел на нее с ненавистью — еще одна инквизиторша на
его голову, но ничего не сказал. Мамочка в это время быстро сервировала на
кухонном столе чай с бутербродами и печеньем. Аделаида откусила бутерброд с
копченой рыбкой и отложила его в сторону.
— Вы, молодой человек, — мой профиль. То есть моя
специальность — гримировать лицо после травмы. Конечно, всякое приходилось
делать. Вот, например, вдова дирижера Семицветова, слыхали?
Вася мотнул головой.
— Очень был известный дирижер в пятидесятые годы, но он
давно умер. А вдова его жила долго, когда-то в молодости она была певицей, но
потом оставила сценическую карьеру, но бывала на «Ленфильме», и вообще
сталкивались мы с ней у общих знакомых. А была она ровесницей века и, сами
понимаете, в одна тысяча девятьсот девяностом году решила отметить свой
девяностолетний юбилей. Что необходимо женщине для юбилея прежде всего? Женщине
для юбилея необходимо красивое платье.
— И драгоценности, — подала голос мамочка.
— Верно, — обрадовалась Аделаида, взмахнув
бутербродом, — драгоценности у нее были — очень приличное бриллиантовое
колье старинной работы, подарок мужа на свадьбу. Оставалось платье. Она берет
отрез импортного шелка и идет в ателье на Невском. Там она говорит
девушке-закройщице, что ей нужно из этого отреза вечернее платье. Та согласно
кивает — дорогое ателье, клиент всегда прав — и говорит, что сделает бабуле вот
тут карманчики, а вот тут — фестончики.
«Деточка, вы не поняли, — отвечает юбилярша, — мне
нужно вечернее платье».
«Хорошо, — отвечает закройщица, — тогда я вам вот
тут снизу еще сделаю рюшечки».
Вдова Семицветова теряет терпение и требует длинное платье с
вырезом, чтобы надеть бриллиантовое колье. Девица уверяется, что бабуля в
маразме, и не знает, куда звонить — родственникам или сразу в психушку.
Начинается скандал. Хорошо, что заведующий ателье оказался меломаном, он
вспомнил дирижера Семицветова, и все встало на свои места. Сшили вечернее
платье, и кому кинулась звонить юбилярша? Разумеется, Аделаиде! Нужно было
загримировать декольте. И я сделала ей декольте юной девушки!
Аделаида залпом выпила чашку чая и набросилась на Василия.
Она смыла жгучую маску и намазала лицо еще какой-то вязкой субстанцией, заявив,
что первая маска лицо разогрела, а эта ??берет отеки. Вася покорился судьбе и
сидел смирно.
— А то вот еще был случай, — продолжала Аделаида
свои волнующие воспоминания. — Году этак в… точно не помню, приезжает
вдруг к нам на «Ленфильм» Жан Габен.
— Помню! — оживилась мамочка. — «Набережная
туманов» и еще фильм, где они банк неудачно ограбили…
— Точно, — подтвердила Аделаида. — Но дело не
в этом. Значит, погостил Жан Габен немножко, принимало его начальство разное, а
потом он и говорит, что хочет посмотреть, как живут у нас простые актеры.
Натурально, начальство всполошилось — не вести же его в коммуналку какую-нибудь
зачуханную. И тут кто-то с перепугу вспомнил, что у артиста Андрея Тарабанько —
слышали такого? — совершенно случайно квартира из трех комнат на Мойке, да
еще и ремонт он недавно сделал. А дело было в воскресенье, Габену завтра
уезжать.
А Тарабанько этот, оказалось, неделю уже в запое, за
компанию с соседом-скульптором. У скульптора запой творческий, а у артиста
обычный, внеплановый. И до того они допились, что жена этого Тарабанько взяла
детей и уехала к маме, на время, конечно. Эти с утра встали — выпить нечего,
даже на пиво денег нету. Ну, маются, конечно, стонут, ходят по дому в
неприличном виде — в длинных, до колен, сатиновых трусах.
Аделаида смыла маску, от которой все лицо у Василия стянуло,
как резинкой, и нанесла крем.
— Значит, маются они дурью, а тут вдруг Тарабанько, как
творческой личности, самоутвердиться захотелось. Он своего соседа и спрашивает:
«Как ты считаешь? я великий актер?»
Скульптор спорить не стал: великий, говорит, великий!
«А правда, что всем великим актерам после смерти маску
гипсовую делают?»
