И Яне, и Маше было все равно, что он подразумевает под словом «прокуроры» и какие конкретно люди приехали забирать преступников. Так же наплевать им было на все процессуальные тонкости, и совсем не хотелось знать, как Ливнев все это устроил. Устроил – значит, молодец, они в нем не ошиблись.
Яна надеялась, что, когда все уляжется и наступит относительное затишье, у них с Павлом появится возможность поговорить с глазу на глаз. Но она забыла о том, как сильно устала. Пока Ливнев все улаживал и разговаривал с властями, она терпеливо ждала его, сидя на диване, да там же и заснула.
Проснувшись и услышав, что Машка еще похрапывает, свесив руку с кровати, она тихонько оделась, умылась и выскользнула во двор. И сразу увидела Павла, стоявшего возле крыльца. Двор был небольшой, огороженный ладным забором. Возле калитки туда-сюда ходил Бобик. Вдалеке, на скамейке, сидел Василий Корнеевич и чистил ружье. Над поселком поднималось солнце, заливая все вокруг радостным светом.
– С добрым утром! – воскликнул Ливнев, схватив Яну за руки. – Я так рад тебя видеть! Не мог дождаться, когда ты проснешься. Мне нужно рассказать тебе одну сногсшибательную историю. Она связана с той фотографией, ну, помнишь, которую вы с Марией разглядывали в компьютере?
Василий Корнеевич на своей лавке насторожился.
– Конечно, помню, – усмехнулась Яна и взглянула на охотника.
Тот сделал большие глаза. Кажется, только сейчас до него начало доходить, что вчера он сдуру выболтал секрет, который выбалтывать не следовало.
– Так вот, – продолжал ни о чем не подозревающий Ливнев. – Дело в том, что это была вовсе не фотография Агнешки Кадлубовской! Это была не Агнешкина, а твоя фотография…
Василий Корнеевич бросил ружье на лавку и на цыпочках подкрался поближе, делая самые разнообразные знаки руками, ногами и торсом, безмолвно умоляя Яну его не выдавать. Он стучал себя по голове, показывая, какой был дурак, бил себя в грудь, обещая, что больше никогда не поступит подобным образом, воздевал руки к небесам, вымаливая прощение, а потом еще хватал себя за шею и высовывал язык, демонстрируя, что сделает с ним Ливнев, если Яна его выдаст.
Тамара Васильевна, выдававшая приезжим ключи от домика, торопливо бежала по дороге. Следом за ней неслась озабоченная растрепанная девица и говорила:
– Из района приезжали преступников забирать. И военная машина с ними была! Я такого страху натерпелась. Вот этот, что ли, двор?
– Этот! – воскликнула Тамара Васильевна и ухватилась руками за калитку.
Во дворе стоял высокий мужчина и беседовал с улыбающейся девушкой. А позади них пожилой охотник, которого Тамара Васильевна знала как серьезного, умного и сдержанного человека, танцевал папуасский танец. Вокруг него, виляя хвостами, бегали две собаки.
– Кхм-кхм! – громко кашлянула Тамара Васильевна. – Доброе утро!
Василий Корнеевич перестал скакать, развернулся и растерянно уставился на нее. Мужчина и девушка тоже уставились.
– Я пришла сказать, что по поводу вас из Москвы звонили, – стесняясь такого внимания, выкрикнула Тамара Васильевна. – Это ведь вы Яна Макарцева? Я сообщила, что с вами все в порядке.
– А кто звонил? – заинтересовалась Яна Макарцева.
– Связь у нас сегодня не очень хорошая, – зарделась женщина. – Но мужчина представился не то Петрушкиным, не то Верхушкиным… И он еще просил передать привет от… от…
– От кого, Тамара Васильевна? – подбодрила ее Яна.
– От слона в Альпах! – выдохнула та и смущенно махнула ручкой.
Яна закинула голову назад и так звонко рассмеялась, что Бобик, впервые взбодрившись после пожара, громко гавкнул.
Когда Тамара Васильевна снова очутилась за калиткой, она мизинцем вытерла увлажнившиеся глаза.
– Люблю я этих туристов! – сказала она поджидавшей ее растрепанной девице. – Они такие забавные! Правильно говорит Петр Семенович, надо развивать в нашем крае туризм. Жить станет гораздо веселее!
