Араминта Келлард — в отличие от своей невестки — была не из тех женщин, которых Монк мог легко забыть. Все в ней — от огненно-золотистых волос до странно асимметричных черт лица и тонкой стройной фигуры — приковывало внимание. Войдя в комнату, она первым делом взглянула на сэра Бэзила; как бы не заметив Киприана, с настороженным интересом оглядела Монка и снова повернулась к отцу.
— Да, папа?
— He говорила ли тебе Тави о том, что она недавно узнала нечто шокирующее или огорчительное? — без предисловий задал вопрос сэр Бэзил. — Скажем, за день до смерти.
Араминта присела и несколько секунд размышляла.
— Нет, — сказала она наконец. Ее спокойные янтарно-карие глаза остановились на Монке. — Ничего из ряда вон выходящего. Но она явно была чем-то сильно озабочена, чем-то, что она узнала именно в тот день. Очень жаль, но у меня даже нет догадок, что это было. Вы полагаете, поэтому ее и убили?
Монк рассматривал Араминту с гораздо большим интересом, чем кого-либо еще в этом доме. Она вела себя сдержанно и даже спокойно, тонкие руки неподвижно лежали на коленях, но бестрепетный, проницательный и умный взгляд обладал почти гипнотическим воздействием. Монк не рискнул бы предположить, какие тайные раны и слабости скрываются в ее душе. Он даже не мог представить, каким образом можно вызвать ее на откровенность, окажись перед ним такая задача.
— Вполне вероятно, миссис Келлард, — ответил он. — Но если вам придет в голову какой-либо мотив, почему кто-то мог желать ей зла или бояться ее, то, прошу вас, дайте мне знать. Пока же нам известно только то, что никто не мог проникнуть в дом извне.
— Из чего вы сделали вывод, что этот кто-то был здесь с самого начала? — сказала она очень тихо. — Кто-то из обитателей этого дома?
— Увы, этот вывод неизбежен.
— Полагаю, вы правы.
— Что за женщина была ваша сестра, миссис Келлард? Отличалась ли она наблюдательностью, интересовалась ли чужими проблемами?
Араминта улыбнулась, но как-то странно — половиной лица.
— Она была не более наблюдательна, чем большинство женщин, мистер Монк. Скорее даже менее. Если она и обнаружила нечто особенное, то по чистой случайности, а вовсе не потому, что искала. Она принадлежала к типу женщин, чья жизнь зависит от случая. Ими движут чувства, и они следуют им, не думая о будущем. Такие идут навстречу несчастью, не замечая его, а когда заметят — уже поздно.
Монк покосился на Бэзила и отметил, что тот пристально смотрит на Араминту. Лицо его было сосредоточенным, и только. Ни горя, ни удивления на этом лице Монк не увидел.
Зато Киприан, в отличие от отца, словно заново осознал утрату. На лице его застыла та боль, которую нельзя выразить словами.
— Благодарю вас, миссис Келлард, — медленно произнес Монк. — Если вы сочтете нужным сообщить мне что-либо еще, я буду вам очень обязан. Как вы провели понедельник?
— Утро — дома, — ответила она. — Потом я была в гостях, а обедала опять-таки дома вместе со всеми. Я говорила с Октавией вечером несколько раз, но ни о чем важном речи не заходило. Обычные женские разговоры…
— Благодарю вас, мэм.
Она встала, слегка наклонила голову и вышла, не оборачиваясь.
— Желаете поговорить с мистером Келлардом? — осведомился сэр Бэзил, приподнимая брови и невольно выказывая таким образом некое презрение к названной персоне.
Нотка сомнения, прозвучавшая в голосе Бэзила, заставила Монка немедленно принять это предложение.
— Если позволите.
Лицо у Бэзила вытянулось, но спорить он не стал. Вызвал Филлипса и распорядился пригласить Майлза Келларда.
— Октавия никогда бы не поделилась своим открытием с Майлзом, — сказал Киприан Монку.
— Почему? — поинтересовался тот.
Лицо Бэзила неодобрительно дернулось, когда он услышал вопрос, затрагивающий чисто семейные отношения. Поэтому он ответил на него сам, опередив Киприана:
— Потому что они недолюбливали друг друга, — коротко бросил сэр Бэзил. — Разумеется, они держались в рамках приличия. — Его темные глаза быстро смерили Монка, как бы напоминая, что люди их круга, в отличие от черни, никогда не пререкаются между собой. — Складывается впечатление, что бедная девочка никому ничего не успела сказать о своем открытии, и мы никогда не узнаем, кто это был.
— И убийца уйдет безнаказанным? — возмутился Киприан. — Это чудовищно!
— Конечно же, нет! — Глаза сэра Бэзила засверкали, а морщины, казалось, врезались в лицо еще глубже. — Неужели ты вообразил, что я собираюсь жить под одной крышей с убийцей моей дочери? Что с тобой? Боже милостивый, плохо же ты меня знаешь!
Киприан выглядел так, словно ему только что влепили пощечину, и Монк внезапно пришел в замешательство. Менее всего он хотел бы присутствовать при подобных семейных сценах, вдобавок не имеющих никакого отношения к смерти Октавии Хэслетт. Неприязнь между отцом и сыном явно была порождена не нынешней трагедией, но долгими годами совместной жизни.
— И если мистер Монк… — сэр Бэзил кивнул в сторону полицейского, — не сможет найти его, кем бы этот убийца ни оказался, я потребую от комиссара прислать другого сыщика. — Он в беспокойстве прошелся от камина к центру комнаты и обратно. — Где этот Майлз? Сегодня утром, по крайней мере, он мог бы пошевелиться, когда я зову его!
В этот миг дверь без стука отворилась, и вошел Майлз Келлард. Высокий и стройный, во всем прочем он являл собой полную противоположность обоим Мюидорам. Волнистые каштановые волосы зачесаны со лба, длинное узкое лицо, аристократический нос и чувственный капризный рот. Такое лицо могло принадлежать и мечтателю, и распутнику.
Из вежливости Монк помедлил секунду, и, прежде чем он успел что-либо сказать, в дело вмешался сэр Бэзил. Не объясняя ни причин, ни цели этого внезапного допроса, он лично попытался выяснить все, что интересовало Монка.
Однако Майлз в самом деле не мог сообщить им ничего полезного. Поднялся он в то утро поздно и уехал завтракать — куда, так и не сказал, — а день провел в коммерческом банке, директором которого являлся. Ужинал дома, но с Октавией, по сути, не виделся, разве что за столом, в обществе прочих домочадцев. Ничего особенного в ее поведении он не заметил.
Когда Майлз ушел, Монк поинтересовался, с кем еще из домашних, кроме леди Мюидор, ему стоило бы побеседовать.
— С тетушкой Фенеллой и дядюшкой Септимусом, — ответил Киприан, на этот раз успев опередить отца. — Мы будем вам весьма обязаны, если вы поговорите с мамой по возможности коротко. Или, еще лучше, мы сделаем это сами, а потом передадим вам ее ответы — если, конечно, в них будет хоть что-нибудь существенное.
Сэр Бэзил холодно взглянул на сына, то ли недовольный его предложением, то ли досадуя, что Киприан перехватил инициативу. Монку подумалось, что последнее. Он с легкостью пошел на уступку, решив переговорить с леди Мюидор позднее, когда следствие будет располагать вопросами не только общего характера.
