С большим трудом Эстер удержалась от замечания относительно Крымской войны и бездарности развязавших ее политиков и генералов. Ей даже пришлось потупиться с самым скромным видом, избегая смотреть экономке в глаза.
— Мэри покажет вам лестницу для женской прислуги.
Миссис Уиллис завершила расспросы личного характера и вновь вернулась к делу.
— Прошу прощения?
Эстер на миг растерялась.
— Лестницу для женской прислуги, — резко повторила миссис Уиллис. — Вам же придется подниматься и спускаться с этажа на этаж, милая! В этом доме соблюдают приличия; не собираетесь же вы пользоваться той же лестницей, что и слуги-мужчины! Бог знает, что из этого может выйти! Я надеюсь, вы далеки от подобных мыслей?
— Разумеется, мэм. — Эстер уже сообразила, что к чему, и поспешила объясниться: — Просто я еще не привыкла к таким просторным помещениям. Я недавно вернулась из Крыма, — добавила она на тот случай, если миссис Уиллис наслышана лишь о сомнительной репутации сиделок в Англии. — Там, где я работала, не было мужской прислуги.
— В самом деле. — Похоже, миссис Уиллис вообще не имела понятия, о чем идет речь, но невежественной показаться не хотела. — Ну, у нас тут пять слуг вне дома, и с ними вы вряд ли встретитесь, а в самом доме — мистер Филлипс, дворецкий, Роудз, камердинер сэра Бэзила, Гарольд и Персиваль, лакеи, и Вилли, посыльный. С ними вам тоже не придется иметь дела.
— Да, мэм.
Миссис Уиллис фыркнула:
— Очень хорошо. Тогда вам самое время пойти представиться леди Мюидор и посмотреть, что вы можете для нее, бедняжки, сделать. — Она порывисто разгладила свой передник; зазвенели ключи. — Как будто недостаточно ей горя! А тут еще полиция лезет во все углы, мучит людей вопросами. Куда катится мир! Если бы они как следует несли службу, ничего бы подобного не случилось!
Предполагалось, что Эстер еще ни о чем не знает, а то бы она обязательно ввернула, что вряд ли можно требовать от полиции, даже самой старательной, предотвращения семейных драм.
— Благодарю вас, миссис Уиллис, — сказала Эстер и направилась к леди Беатрис Мюидор.
Постучав в дверь и не получив ответа, она вошла в спальню без приглашения. Это была очаровательная комната, оформленная в чисто женской манере: множество вышивок, картины и зеркала в овальных рамах, легкие удобные стулья. Сквозь незашторенные окна лился холодноватый дневной свет.
Сама леди Беатрис в шелковом пеньюаре лежала на кровати, скрестив ноги и закинув руки за голову. Взгляд ее был устремлен в потолок. Появления Эстер она не заметила.
Будучи сестрой милосердия, Эстер привыкла иметь дело с мужчинами, страдающими от ран и тяжелых болезней, но она понятия не имела, как себя следует вести с охваченной горем и страхом женщиной. Ей показалось, что леди Беатрис и впрямь напутана до такой степени, что боится шевельнуться, — как затаившееся в ужасе животное.
— Леди Мюидор, — тихо произнесла Эстер.
Услышав незнакомый голос, вдобавок лишенный свойственного слугам подобострастия, Беатрис повернула голову и посмотрела на вошедшую.
— Леди Мюидор, меня зовут Эстер Лэттерли. Я — ваша сиделка и буду ухаживать за вами, пока вы не почувствуете себя достаточно окрепшей.
Беатрис медленно приподнялась, опершись на локоть.
— Сиделка? — переспросила она со слабой усмешкой. — Я не… — Она решила не заканчивать фразы и снова легла. — В моей семье есть убитые, но нет больных.
Стало быть, Араминта даже не удосужилась предупредить мать. Или та просто забыла?
— Да, — согласилась Эстер. — Я бы назвала ваш недуг душевной раной. Когда я работала в Крыму сестрой милосердия, мне приходилось иметь дело с разного рода ранами, сопряженными с горем и потрясениями. Даже чтобы ощутить в себе силы оправиться от удара, необходимо время.
— В Крыму? Мечтали принести пользу?
Эстер удивилась. Реакция была необычной. Она всмотрелась повнимательнее в чувственное лицо леди Беатрис: большие умные глаза, длинный нос, нежные губы. Внешность леди Мюидор явно не соответствовала классическим канонам красоты, да и современным тоже. Такое выразительное лицо могло даже отталкивать многих мужчин, мечтающих о более приземленной спутнице жизни.
— Да, — согласилась Эстер. — А поскольку родители мои умерли и семья не имеет возможности меня содержать, мне уже волей-неволей приходится приносить пользу.
Беатрис снова приподнялась.
— Должно быть, это доставляет вам глубокое удовлетворение. Мои дети выросли, у них свои семьи. Мы часто даем балы — во всяком случае, давали; моя дочь Араминта весьма искусно составляет список гостей, с которыми можно интересно провести время; наша кухарка — предмет зависти многих семейств Лондона; а дворецкий знает, кого нанять, если в том возникнет нужда. Слуги вышколены. Экономка настолько ревниво относится к своим обязанностям, что страшно обижается, если я вмешиваюсь в ее дела.
— Да, могу себе представить. Я уже беседовала с ней. Вы полдничали сегодня?
— Я не голодна.
— Тогда вам следует поесть немного супа и что-нибудь из фруктов. Обезвоживание организма может иметь нежелательные последствия, а пребывание в глубоком отчаянии — сильно повредить здоровью.
— Вы довольно бесцеремонны, — удивилась Беатрис.
— Я просто не хочу быть понятой неправильно.
Леди Мюидор невольно улыбнулась.
— Не думаю, чтобы такое часто случалось.
Эстер напомнила себе, что прежде всего ее обязанность — заботиться о здоровье Беатрис и лишь потом — выполнять поручение Монка.
— Разрешите, я принесу вам суп и фруктовый пирог или заварной крем?
— Боюсь, что вы принесете его и без разрешения. Кстати, а вы сами-то не голодны?
Эстер улыбнулась, еще раз окинула взглядом комнату и отправилась на кухню.
Тем же вечером Эстер имела возможность поближе познакомиться с Араминтой. Она спустилась в библиотеку — подыскать что-нибудь интересное для своей подопечной в надежде, что вечернее чтение улучшит ее сон. Пройдя мимо полок с объемистыми историческими трудами и еще более объемистыми трудами философскими, Эстер добралась наконец до стихов и романов. Они располагались в самом низу. Подобрав юбки, Эстер опустилась на колени, и в этот миг вошла Араминта.
— Вы что-нибудь потеряли, мисс Лэттерли? — спросила она с ноткой легкого неодобрения в голосе.
Действительно. Эстер находилась в несколько рискованной позе. А уж для человека служащего такая поза и вовсе неприлична.
Эстер поднялась и оправила юбки. Обе стояли теперь и смотрели друг на друга, разделенные столиком для чтения. Серо-голубому платью и белому переднику Эстер было так же далеко до великолепия черного шелка и бархата, как и ее светло-каштановым волосам до пылающих рыжих волос Араминты.
