Пока чета Эштонов встречала его, миссис Норидж наблюдала в стороне. Она опасалась, что с приездом Роджера Хинкли разыграется последний акт этой пьесы. Необходимо было понять, что за актер вступил на сцену.
Роджер оказался вовсе не милым увальнем. Это был седой, крепкий, коротко стриженный джентльмен с гладко выбритым лицом и умными карими глазами. Он обнял сэра Генри и тепло поздоровался с Лилиан и Агнессой.
Девочке мистер Хинкли тут же вручил подарок. Когда Лилиан развернула пакет, в нем обнаружилась прекрасно изданная книга с иллюстрациями лучших пейзажистов Англии. Не было вернее способа завоевать ее сердце.
– Миссис Норидж! Смотрите, какое чудо!
А Генри уже вел старого друга осматривать поместье.
Мрачные окрестности не произвели на Роджера никакого впечатления – вернувшись, он выглядел по-прежнему совершенно спокойным. Это спокойствие он утратил лишь раз: когда увидел спускавшуюся с лестницы Шарлотту Пирс.
Смущение Роджера Хинкли было вполне понятно. Шарлотта сменила черное платье на жемчужно-серое, и, несмотря на его скромный покрой, казалась прекрасной как никогда. Глаза сияли, кожа порозовела – не то сказочная принцесса, очнувшаяся от столетнего сна, не то сирена, заманивающая путника в свои сети.
– Как будто и не было всех этих лет, милый Роджер, – сказала она, подставляя щеку для поцелуя.
– Для вас, но не для меня, – неловко возразил он. – Шарлотта, вы не изменились.
– А вы стали льстецом. Когда мы виделись в последний раз, мне было всего шестнадцать.
Роджер Хинкли пробормотал что-то невнятное и замолчал.
За ужином он взглядывал на Шарлотту лишь изредка и сразу отводил глаза. А вот миссис Пирс, не скрываясь, рассматривала его. Она казалась удивленной и одновременно обрадованной, словно человек, вернувшийся в места своего детства и обнаруживший, что там все осталось неизменным.
Мистер Хинкли начал пересказывать эпизод из своей военной службы и запнулся, увидев, как пристально она смотрит на него.
– Шарлотта, ты смущаешь Роджера, – заметил Генри Эштон.
– Мне всего лишь нравится слушать его рассказ, – тихо возразила она. – Роджер, вы не возражаете?
– Как я могу быть против?
Он открыто улыбнулся ей.
Супруги Эштон обменялись быстрыми тревожными взглядами.
После ужина Шарлотта без всяких церемоний взяла гостя под локоть и увела на прогулку. Миссис Норидж показалось, что Роджер Хинкли совсем не протестовал. Но Агнесса Эштон осуждающе бросила им вслед:
– Подумать только! Какой напор!
– Шарлотта всего лишь излишне прямолинейна, – попытался оправдать кузину сэр Генри. – Посмотри, она будто ребенок с новой игрушкой.
Миссис Эштон повернулась и проговорила с тихой угрозой:
– Будем надеяться, эту игрушку она не сломает.
И еще один обитатель Эштонвилла не радовался происходящему. Кельвин Кози с появлением мистера Хинкли превратился в тень, шныряющую по углам. Он следил за Роджером и Шарлоттой, и его маленькие крысиные глазки злобно сверкали из темноты.
Миссис Пирс ничего не замечала.
Зато миссис Норидж замечала многое.
И чем больше она видела, тем острее ощущала, как нарастает вокруг напряженность. Сторонний наблюдатель удивился бы, услышав это. Так путник глядит на проплывающий мимо корабль, с которого доносятся веселые голоса, и думает о том, как устойчиво и крепко это судно. А те, кто на корабле, криками и смехом заглушают рокот гигантского водопада, к которому неумолимо несет их течение.
Корзина с яблоками в комнате Эммы почти опустела, а гувернантка до сих пор была далека от разгадки.
Очищая последнее яблоко, миссис Норидж обдумывала, что ей известно.
Итак, бедная сирота Шарлотта вышла замуж в таком возрасте, в котором к женщине уже прочно приклеен ярлык старой девы. Однако муж ее вскоре скончался, и овдовевшая миссис Пирс вернулась обратно в родовое гнездо. Генри Эштон принял ее с теплотой, невзирая на некоторые странности кузины.
Что случилось вскоре после этого? Три человека сошли с ума. Одного из них миссис Норидж видела собственными глазами.
Легенда гласит, что в поместье вот уже сотню лет обитает призрак, просыпающийся лишь тогда, когда под крышей Эштонвилла оказывается убийца. Мистер Эштон не верит в эту историю, зато верит его жена. «Ты навлечешь несчастье на всех нас!» – крикнула она мужу, и голос ее был полон неподдельного страха. Возможно, она знала о Роджере Хинкли то, чего не знали другие.
Однако Генри Эштон не послушался.
Чего же он не должен был делать? Приглашать Роджера Хинкли? Позволять своей кузине очаровывать его?
И что стоит за выходкой Кельвина Кози?
«Я по-прежнему убеждена, что нечто ужасное поселилось в Эштонвилле, и всем, кто там живет, угрожает опасность», – написала взволнованная Кэтрин. Еще три недели назад Эмма Норидж была уверена, что все дело в излишней впечатлительности ее подруги. Но теперь она хорошо понимала ее чувства.
Какое-то звено из цепи событий ускользало от нее. Картина происходящего не складывалась, разбиваясь на отдельные кусочки.
Мать мистера Эштона не разговаривала с племянницей до самой смерти. Шарлотта Пирс зачем-то забиралась на чердак, а еще она оставила красную розу в вентиляционной трубе. Роза для Кельвина Кози… Возможно ли, чтобы красавицу Шарлотту и секретаря что-то связывало?
Миссис Норидж попыталась вспомнить, видела ли она, чтобы эти двое разговаривали друг с другом? Кажется, они обменивались лишь скупыми приветствиями. Секретарь неприятен и склизок, как капустная улитка. Прежде Эмма думала, что он вызывает у Шарлотты лишь антипатию.
Выходит, она ошибалась.
«Я только и делаю, что ошибаюсь», – рассерженно подумала миссис Норидж. Одни лишь вопросы, вопросы без ответов!
И самый главный, не дающий ей покоя: отчего потеряли рассудок прежняя гувернантка, кухарка и дворецкий?
Со дня приезда Роджера прошло уже две недели, а призрак Тимоти Эштона не давал о себе знать. Завывания в галерее прекратились, и Лилиан снова стала крепко спать по ночам. Шарлотта выглядела помолодевшей на десять лет, Роджер Хинкли – влюбленным.
Если и был человек, начавший сходить с ума, то это миссис Эштон.
Что-то странное происходило с женой сэра Генри. Агнесса похудела, в ее глазах поселился страх. Миссис Норидж заметила, что она старается не оставлять мужа одного. Боялась ли миссис Эштон, что месть призрака обрушится на него? Или ей было страшно за себя?
Генри, казалось, не замечал грызущей ее тревоги. Он по-прежнему много работал, закрывшись в кабинете со своим секретарем, а Агнесса часами бродила вокруг.
Ее болезненное возбуждение заметила даже кухарка.