– Нет, не стал. Я, знаешь ли, не мазохист.
– Значит, все происходившее с тобой ты отнес к последствиям
своего решения развестись с женой, – задумчиво подытожил Илюшин. –
Потому что это совпадало с тем, что напророчила тебе попрошайка возле магазина.
Я правильно рассуждаю?
– Почти. Вот только я, Макар, реалист. И всю жизнь им был.
Поэтому можешь сам догадаться, что я сделал потом.
Сергей Бабкин и впрямь был реалистом до мозга костей. С его
точки зрения ситуация выглядела следующим образом: незнакомая женщина
предупредила, что его ждут неприятности, если он вздумает изменить что-то в
своей жизни. Поскольку решения развестись с Ольгой Бабкин не менял, и это была
самая крупная ожидаемая перемена, то логично было бы объяснить последующие
гадости сбывающимся пророчеством. Другой человек на его месте внял бы
предостережениям судьбы, так решительно демонстрирующей нежелательность
выбранного им пути.
Бабкин тоже им внял. Только немного не так, как хотелось
судьбе или кому-то, кто действовал от ее имени.
«Бабу Любу» он и впрямь нашел в соседнем дворе,
предварительно поговорив с участковым и описав ее. Он ожидал, что она окажется
бывшей актрисой, но Люба-Голуба, по паспорту – Любовь Игнатьевна Голишко, не
имела отношения к сцене: до того, как ее уволили, она работала поваром при
крупной столовой.
Сергею не потребовалось много времени на то, чтобы убедить
ее рассказать правду, – удостоверение оперативника и звонок участковому,
подтвердившему недоверчивой Голубе слова Бабкина, сделали свое дело.
– Вот дура-то я, – суховато сказала Любовь Игнатьевна,
положив трубку и вытирая руки о засаленный цветастый халат. – И впрямь
поверила твоей супружнице.
– Что она сказала?
– Сказала, что ты вроде как не из самых бедных людей.
Собрался, сказала, уйти к любовнице, а ее с грудным дитем бросить одну.
Припугнуть тебя хотела, чтобы ты раскаялся, а не то ей одной с ребенком-то тяжело
бы пришлось.
– Ну да. Одну бросить. В бочке, на волю волн, – кивнул
Бабкин, который ожидал чего-то в таком духе.
– Что дальше со мной делать будешь? – Неудавшаяся
гадалка присела на табуретку и исподлобья посмотрела на оперативника.
– Да ничего не буду делать, – пожал плечами Сергей и,
не удержавшись, добавил: – А ты артистка!
Обрадованная Люба приосанилась, запрокинула голову.
– Да-а-ай погадаю тебе, – предложила она, сдерживая
усмешку. Голос ее изменился: стал нахальным, зазывным. – Честно тебе говорю,
красавец – все хорошо будет у тебя в жизни, счастье будет, деньги будут!
Люба-Голуба обмахнулась воображаемым веером и подмигнула
Бабкину хитрым глазом.
* * *
– Она призналась, что Ольга ей заплатила, – мрачно
закончил Сергей, перекатывая между пальцами резиновый шарик и сжимая его в такт
своим словам. – Тех троих идиотов, которые напали на нас вечером, тоже
нашла Голишко – один из них оказался ее двоюродным племянником. Я потом с ними
поговорил, – он недобро усмехнулся. – Мальчики, правда, никак не могли
взять в толк, чем же я так недоволен: пострадал-то один из них, а не я.
Оказывается, Оля их заверила, что серьезной драки не будет, потому что она
почти сразу крикнет условную фразу о пистолете, и они убегут – сделают вид, что
поверили и испугались. В общем-то, так оно и вышло, только я успел одному из
них нос сломать, а они меня саданули под ребра. Про гардину, думаю, мне не
нужно тебе объяснять – ослабить шурупы было проще простого. Что еще...
– Мне очень интересно, как был проделан фокус с
собаками, – признался Илюшин. – Или это был элемент случайности,
который удачно вписался в остальной план?
– Нет, Макар, не был.
– Хм. Дай подумать... Супруга подложила тебе в карман
приборчик, который вызывает агрессию у животных?
Бабкин рассмеялся, покачал головой.
– Все куда проще. Если я скажу, что стаю прикармливала все
та же Голишко, этого будет достаточно? Кстати, вожак, как я позже убедился,
умнейший пес, хорошо понимающий команды.
– А, вот в чем дело! Она подала команду, когда ты вышел из
подъезда?
– Совершенно верно.
– Откуда? Неужели ползла по-пластунски за песочницей?
– Пряталась в детском домике. Взрослый человек в нем легко
помещается, если сядет на скамеечку, а через окошко она могла меня видеть и
подать команду псу, когда я отвернулся.
– Понятно...
Илюшин побарабанил пальцами по столу, бросил короткий взгляд
на хмурого Сергея, вспоминавшего события восьмилетней давности.
– И в результате ты с ней развелся.
– В результате я с ней развелся, – как эхо, откликнулся
тот.
Бабкин вспомнил: когда он вернулся домой, открыв дверь своим
ключом, Ольга ничего не услышала и не отреагировала, когда муж вошел в комнату.
Она стояла возле окна, грызла светлую прядь, покачивалась с ноги на ногу –
привычка, приобретенная ею в спортзале, – и на короткое время Сергей
почувствовал угрызения совести от того, что собирался сказать и сделать. У него
мелькнула догадка, что, возможно, он ошибается, Оля и в самом деле его любит,
только за годы брака любовь ушла глубоко внутрь. А теперь, перед угрозой
развода, проявилась снова, и жена не нашла другого способа, чтобы удержать его,
кроме выдумки с гадалкой.
– Оля, – тихо позвал он, и жена резко обернулась.
Он отметил, что за пять лет их брака из анемичной девушки с
неинтересными, но миловидными чертами лица она превратилась в женщину. Но не в
такую, в которую превращаются иные анемичные девушки, приобретая заманчивую
округлость форм и тот особый взгляд, который привлекает мужчин. Ольга стала
похожей на закаленную даму, прошедшую сквозь тяготы семейной жизни и
сформировавшую мнение обо всех мужчинах на свете, с ежесекундной готовностью к
защите, а то и к нападению. Брови она не выщипывала тонко, как раньше, а
оставляла широкими, и они придавали грубоватость ее лицу. Уголки губ чуть
опустились, и больше не читалось на ее лице постоянной готовности улыбнуться
чужой шутке, даже не самой смешной.
«Это со мной она стала плохая, а брал-то ее хорошую», –
вспомнилось Бабкину. Сергей не собирался оправдываться: он искренне считал себя
виноватым в том, что случилось с их браком и с Ольгиной жизнью. И в том, что не
положил конец этому раньше.
– Я разговаривал с Любой Голишко, – сказал он.
В зеленых глазах Ольги что-то мелькнуло и тут же исчезло.
Выражение лица осталось непроницаемым.
– Это... глупо это было, честно говоря, – добавил
Сергей, с сожалением глядя на нее. – Зачем ты все это придумала? Я никогда
бы не купился на такое, ей-богу. Я же все-таки, как-никак, оперативник.
Он ждал, что жена начнет оправдываться, может быть,
расплачется, попросит прощения... Вместо этого Ольга удивила его в очередной
раз:
