Они вернулись в квартиру Макара только к вечеру. После
недолгого совещания решили, что уезжать отсюда бессмысленно: те, кто хочет их
выследить, легко это сделают.
– Значит, они засекли нас, когда мы искали подтверждение
«жамэ вю» Силотского, – констатировал Макар, глядя из окна на три
башни-новостройки в отдалении и усилием воли заставляя себя не ежиться.
Бабкин молча кивнул, и Макар увидел его движение в оконном
отражении. Первоначальное предложение Сергея написать заявление в милицию было
быстро отвергнуто – хватило аргумента, что Маше с Костей придется давать
показания, а значит, остаться в городе. К тому же они с Макаром обшарили тот
участок, где он свернул с главной дороги в узкий проход между домами, но все,
что им удалось обнаружить, была яма глубиной около трех метров, в которой
остались следы от ботинок Илюшина.
– Даже брезент с собой увезли, – бормотал Макар,
обнюхивая каждый сантиметр земли. – Уверен, что они затянули яму какой-то
материей вроде брезента. Я на нее шагнул и провалился.
В первую секунду, увидев чистую главную дорогу и
предупреждающие таблички с загородками и фонарями возле ямы, Илюшин чуть не
выругался от бессильной злости. Да, его поймали в детскую ловушку, но следы
подчистили по-взрослому. Яма, как выяснилось, была выкопана на совершенно
законных основаниях для проверки канализационных труб, проложенных в этом
месте. Рядом действительно валялись битые кирпичи, куски арматуры, бетона и
бутылочного стекла, но не нашлось ни одного свидетельства, что вчера ночью
здесь находился кто-то еще, кроме самого Илюшина.
– Чистая работа, – признал он в конце концов,
усмехнувшись. – Молодцы ребята. Воспользовались подвернувшейся ситуацией,
и у них получилось куда эффектнее, чем если бы они пугнули меня на лестничной
клетке пистолетом.
Он уже полностью пришел в себя после вчерашней ловушки и
теперь сочувственно посмотрел на Сергея, понимая, что тому приходится куда
тяжелее. «Вот ведь твари. Знали, на что бить. Женщина с ребенком...»
– Макар, что такое? – чуть ли не с испугом спросил
Бабкин, видя, как изменилось лицо Илюшина. «Черт, если бы меня закапывали в
яме, я бы сегодня даже говорить не мог. И спать бы, наверное, не смог без
кошмаров».
– Ничего, – покачал головой Илюшин, подавив приступ
ненависти к неизвестному подонку, угрожавшему Маше с Костей, и к тому, кто его
послал. – Давай работать, Серега, у нас очень много неизвестных.
К середине дня неизвестных стало куда меньше.
Дмитрий Арсеньевич Силотский рассказывал о себе чистую
правду. Он действительно был успешен в своем бизнесе, и его фирма приносила
хороший доход. Силотский часто менял профессии, руководствуясь непонятно чем, и
в большинстве случаев ум, предприимчивость и способность легко сходиться с
людьми позволяли ему добиваться успеха. Он был владельцем собственной пекарни,
продавал торты, занимался поставкой цветов из Голландии, строил мини-коттеджы,
но ни одно дело не занимало у него больше двух-трех лет. Два-три года – и
Силотский резко менял сферу бизнеса. Сергей с Макаром знали почему.
– Подсказки судьбы. – Бабкин снова вспомнил Наталью
Гольц с ее следованием «знакам»
[4]
и подумал, что эти очень
разные люди оказались одинаково успешны во всем, за что бы они ни
брались. – Думаю, ему просто надоедало делать одно и то же, и он
выхватывал нужную подсказку из воздуха. Может быть, придумывал ее сам.
– Возможно. Для нас важно другое – об этой его особенности,
точно так же, как и об увлечении фэнтези, знало очень много людей.
– Думаешь, кто-то хотел подтолкнуть его к определенному
решению? Например, всей это демонстрацией псевдоизменений реальности заставить
Силотского продать бизнес? Это самый простой вариант... Он сам говорил, что
расценивал «жамэ вю» как приглашение к новой жизни.
– Очень сложно. Сложно, хитро, и могло не подействовать...
– Но подействовало же! Эффект был достигнут, Силотский
задумался о том, чтобы что-то изменить.
– Допустим. Потом вдруг обратился к нам, засомневавшись в
истинности собственных ощущений... Полагаю, он что-то подозревал.
– И тогда его убили, поняв, что фокус с изменением
реальности не подействовал.
Макар с сомнением покачал головой.
– И все это ради того, чтобы приобрести фирму, продающую
бронированные двери?
– Или получить неплохое наследство, – уточнил Сергей.
Илюшин согласно кивнул. Да, пока первым подозреваемым была
вдова Силотского. Макар почти не сомневался, что следователь, ведущий это дело,
пойдет по тому же пути, даже не зная ничего о подробностях расставания Ольги
Силотской с первым мужем.
Они понимали, что следствие будет планомерно и упорно
разматывать разные ниточки, ведущие к исполнителям и, в конечно итоге, к
организаторам. «Взрывчатка», – сказал Бабкин, и был совершенно прав.
Эксперты занимались изучением взрывчатого вещества, подложенного в шлем Силотского,
и механизма, позволившего взорвать его, как только бородач сел на мотоцикл.
Взрыв был чрезмерно сильным, а это означало, что убийца допустил ошибку. Рано
или поздно, Макар не сомневался, ниточка красного цвета – под шлем Силотского –
приведет следователя к человеку, подложившему взрывчатку. Он не собирался
повторять чей-то путь, тем более что у него не было для этого никаких
возможностей. Но он мог идти по другому пути.
– Почему Силотский звал себя Ланселотом? – спросил
Илюшин.
– Что? – Бабкин встрепенулся, поднял на него
покрасневшие от бессонницы глаза.
– Силотский попросил звать себя Ланселотом, сказав, что
по-другому его с пятого класса не зовут. Странное прозвище для
парнишки-пятиклассника, не находишь?
– Что удивительного? Захотелось мальчишке побыть рыцарем, и
он им стал.
– Согласен. Но если один мальчишка стал рыцарем, то кем
стали остальные?
* * *
Владислав Захарович бережно протер гранит тряпочкой,
привезенной из дома, присел на влажную деревянную скамейку, подставил лицо
прохладному ветру. Сказать по правде, работы в такую погоду было всего ничего –
крест почистить, убрать мусор, воронами накиданный... Ворон на этом кладбище
всегда было много. Они ходили по могилам, как хозяева, перекладывая длинные
черные клювы слева направо, цепко оглядывая, что бы стащить. Попировав
оставленными на могилах продуктами, принимались играть, и как-то Чешкин, затаив
дыхание, наблюдал, как две вороны с почти журавлиной грацией подкидывают в
воздух пустую пластиковую майонезную баночку, дожидаются, пока она упадет на
землю, поднимают по очереди и снова подкидывают. Они танцевали на соседнем
участке, где, как знал Владислав Захарович, лежала семейная пара, дожившая до
восьмидесяти лет и скончавшаяся с разницей в четыре дня: сначала муж, затем жена.
Когда он смотрел на два одинаковых креста по соседству и вспоминал о том, кто
похоронен под ними, его охватывали умиротворение и тихая радость.
