По ее лицу пробежала кривая усмешка.
– Да, Денис Иванович, – подтвердил Илюшин,
переглянувшись с Сергеем. – После нашей с вами короткой беседы я поговорил
с ним, и он рассказал обо всех событиях той трагической ночи. Мы вам очень
сочувствуем, Полина. Я понимаю, что...
– Нет, вы не понимаете, – снова перебила его
она. – Вы ничего не понимаете! Вы думаете, что Ланселот был виноват в самоубийстве
Коли! Но это не так, это неправда! Коля умер из-за самого Крапивина. Из-за
Дениса Крапивина.
Глава 10
Рисунки, развешанные по стенам, напоминали иллюстрации к
сказкам в детских книжках. Уютный свет настольной лампы отогнал темноту за
окно, а с ней на время и опасения Бабкина о том, что следующая встреча с людьми
Качкова или его сообщника состоится именно в плохо освещенном дворе старика
Чешкина. Внутренне он постоянно ждал нападения, понимая, что рано или поздно их
снова попытаются остановить. Но, видимо, то, чем они с Макаром занимались
последние сутки, не казалось опасным убийцам Дмитрия Силотского. В глубине души
Сергей соглашался с ними – он и сам не понимал, что Макар и он делают поздним
апрельским вечером в квартире Владислава Захаровича Чешкина.
Однако спорить с Илюшиным было бессмысленно: он намеревался
увидеть короткий отрывок, написанный перед смертью Николаем Чешкиным, и потому
они приехали в этот двор, тускло освещенный разбитыми фонарями, хотя и
расположенный в одном из центральных районов Москвы, и теперь ожидали в
гостиной, пока старик ищет среди записей внука.
Полина встретила Илюшина и Бабкина, когда они приехали, но
тут же ушла, словно ей было неловко оставаться с ними после разговора в
галерее. Сергей прокрутил в памяти историю, рассказанную ею, и подумал, что
Николаю Чешкину не очень-то везло с друзьями: один бросил его в одиночестве
ради любовницы, второй это все подстроил.
Из рассказа Полины следовало, что два месяца спустя после
гибели Коли к ней пришел Дмитрий Силотский. Поначалу она не хотела с ним
разговаривать: ей было невыносимо видеть человека, которого она считала
виновником смерти брата. К тому времени Ланселот оказался в полной изоляции от
прежних друзей: Швейцарец и Крапивин не разговаривали с ним, старик Чешкин не мог
слышать даже упоминания его имени. Возможно, отчасти поэтому Полина все же
согласилась на разговор: она почувствовала жалость. Однако Дмитрий не собирался
вымаливать прощение и не пытался оправдаться.
– Я хочу только одного, – сказал он ей при встрече,
прямо глядя в глаза Полине. – Чтобы ты знала, кто, кроме меня, несет
ответственность за гибель Коли. Я сам узнал об этом только неделю назад от
одного человека... ты ее не знаешь... это та самая женщина, к которой я в ту
ночь уехал.
По словам Силотского, Денис Крапивин, знакомый с Томшей,
заплатил ей денег за то, чтобы она позвонила бывшему любовнику и любыми путями
выманила его из дома. Денис знал и Томшу, и Ланселота, он, как и все вокруг,
был в курсе ситуации в семье Чешкиных, и ему не составило особого труда
реализовать свой план.
Мария Томша, охотно согласившись взять деньги, сделала то,
что от нее требовалось. Но в ней, несмотря на равнодушие к Силотскому, все же
проснулось что-то вроде совести, и, когда спустя месяц он пришел к ней –
жалкий, обвиняющий себя в смерти друга, с унизительной покорностью принимающий
пренебрежение друзей, она призналась ему во всем. Тогда Ланселот и решил
поговорить с Полиной Чешкиной.
– Послушайте, Полина, но это же ерунда, – попытался
возразить Бабкин, выслушав ее короткий рассказ. – Зачем это понадобилось
Крапивину? Для чего?
– Денис, точно так же, как и Дима, полагал, что Коля куда
здоровее, чем думает дедушка, – горько ответила она. – Но Ланселот
постоянно вступал с дедом в спор, и они даже ссорились из-за этого, а Денис
Иванович привык все делать потихоньку, без лишнего шума. Вы просто не знаете
его, а я знаю: он из тех людей, которые, будучи уверены в своей правоте,
обязательно стремятся подтвердить ее любыми путями. Но он же у нас человек без
фантазии, понимаете? – она грустно усмехнулась. – У него имелась
идея, а для ее подтверждения необходим был опыт. Самый простой и рациональный
способ – провести этот опыт. Вот он его и провел.
– Но должен же Денис был думать о том, чем чреват его
эксперимент в случае неудачи? – вмешался Илюшин.
– Вы все никак не представите настоящего Дениса Ивановича.
Поймите: он настойчив, терпелив и при этом совершенно лишен воображения. Как бы
вам объяснить? Вот смотрите: я немного рисую... так, для себя... и каждый раз,
когда он видел какой-нибудь из новых моих рисунков, он разглядывал его, как
некую диковинку. Он знал их до деталей! Каждый из них вызывал у Крапивина такое
удивление, что он даже меня расспрашивал: «А как ты вот это придумала? А вот
это?» А однажды честно признался, что он не может представить, откуда все это
берется у меня в голове. А ведь я почти и не фантазировала, поверьте! Обычные
рисунки, немножко детские: как лошадь с сумкой гуляет по мостику, а снизу с ней
разговаривают рыбы... Или идет дождь, но дождинки – не капли воды, а пузыри, в
каждом из которых сидит человечек... Если бы с Колей в ту ночь все обошлось,
Денису и в голову не пришло бы рассказать нам о том, что его правота
подтвердилась: для него главным было доказать это самому себе. Вот Димка
Ланселот – тот устроил бы настоящий вечер в свою честь! – она против воли
улыбнулась. – Хвалил бы себя, постоянно напоминал всем, что он оказался
прав и что его нужно было слушать с самого начала. Ему обязательно требовалось
признание.
– Почему же Силотский ничего не сказал Владиславу
Захаровичу?!
– Как только я пообещала, что сейчас же поговорю с дедушкой,
он меня остановил. Дима сказал: «Что бы ни придумал Денис, это не снимает с
меня ответственности. Так что – какая разница?» А я сама не смогла признаться
деду, что из троих людей, в которых он так верил, двое оказались недостойными
его доверия.
– Знаете, мне все-таки плохо верится в эту историю, –
заявил Сергей.
– По-моему, здесь имеет место незамысловатое перекладывание
вины, – согласился Илюшин.
Полина покачала головой.
– Я разговаривала и с ней, и с ним. Приехала в мастерскую к
Томше, попросила ее быть со мной откровенной. Знаете, она не испытывала ни
малейших угрызений совести и очень спокойно рассказала мне о Денисе и Диме.
Добавила, правда, что ей жаль, что так все вышло, но при этом смотрела на меня,
словно... – Полина запнулась, подбирая слова, – как будто это ее
забавляет.
– Томша вам подтвердила рассказ Силотского? –
недоверчиво переспросил Сергей.
– Да. Но дело даже не в ней. Денис тоже ничего не отрицал.
Ланселот оставил мне фотографию Томши и предложил сначала просто показать ее
Крапивину, а потом уже с ним разговаривать. Я так и сделала. В общем-то, по
выражению его лица, когда он увидел снимок, все уже стало ясно, но я все-таки
спросила его, зачем же он это сделал.
– И что он ответил?
