— Хочешь, я тебе поставлю компресс на голову? — спросила она.
— Нет-нет. Сейчас все пройдет. Ступай лучше завтракать!
— Ты уверен?
— Ну да. Можешь не беспокоиться.
Но, как только за ней захлопнулась дверь, мучительная тревога исказила лицо Флавьера. Это просто глупо: ведь все ее вещи остались здесь, в шкафу. Она не может сбежать от него, исчезнуть. «Но она может умереть!» — подумал он и приложил ладонь ко лбу, будто хотел прогнать эту безумную мысль. Время шло. Флавьер чувствовал, как оно шелестело у него в ушах, точно пересыпались песчинки в песочных часах. Он знал, что внизу обслуживают медленно. И все же она могла бы поторопиться. Верно, она воспользовалась случаем, чтобы вдоволь наесться любимых кушаний, от которых обычно отказывалась, опасаясь вызвать его неудовольствие. Он и правда ненавидел все, что в ней было животного, грубого. Еще в том бистро в Курбевуа, когда она вышла из кухни, одетая как посудомойка… Что это была за мука! Вот уже час, как ее нет. Неужели она так изголодалась? От гнева и беспокойства голова разболелась еще больше. К глазам подступили бессильные слезы. Когда она наконец пришла, он встретил ее гневным взглядом.
— Неужели нужно час двадцать пять минут, чтобы проглотить несчастный кусок мяса!
Она рассмеялась, присела на постель и взяла его за руку.
— Сегодня были улитки, — сказала она. — Там так медленно обслуживают! А как ты?
— Что я…
— Перестань! Ты прямо как маленький…
Он уцепился за ее прохладную руку, и в душе его понемногу воцарился покой. Он забылся сном, сжимая ее ладонь, будто чудесную игрушку. Ближе к вечеру, после четырех, — это для него всегда было самое тяжелое время — ему стало лучше и захотелось выйти.
— Мы не будем забираться далеко от дома. А завтра пойду к врачу.
Они вышли. На улице Флавьер сделал вид, будто что-то забыл.
— Подожди меня здесь, ладно? Я только позвоню…
Он вернулся, зашел в бар.
— Налейте виски… Да поживей!
Его прямо трясло от сдерживаемого нетерпения, как пассажира, опаздывающего на поезд. Она ведь может тем временем уйти, завернуть за угол… Он выпил виски большими глотками, наслаждаясь медленно разливавшимся по телу теплом. Тут ему на глаза попалось меню.
— Это сегодняшний завтрак?
— Да, мсье.
— Я тут не вижу улиток.
— Их и не было.
Флавьер допил виски, задумчиво вытер губы платком.
— Запишите на мой счет, — сказал он.
И поспешил к ней. Он был любезен, много говорил: он мог, когда хотел, быть блестящим собеседником. Он повез ее обедать в шикарный ресторан у Старого Порта. Поняла ли она, что его веселье было наигранным? Заметила ли, каким пристальным взглядом он иногда смотрел на нее? Но в их совместной жизни все казалось ненастоящим. Да и сам Флавьер — очень странный человек…
Вернулись они поздно и утром проспали дольше обычного. В полдень Флавьер пожаловался на головную боль.
— Вот видишь, — сказала она, — стоит нам только нарушить привычный спокойный распорядок…
— Я больше переживаю из-за тебя, дорогая, — сказал он. — Опять тебе придется завтракать одной.
— Я недолго.
— Не стоит торопиться из-за меня.
Флавьер подождал, пока затихли ее шаги в коридоре, потихоньку приоткрыл дверь и вскочил в лифт. Заглянул в холл, потом в ресторан. Ее нигде не было. Он вышел, заметил ее в конце улицы, ускорил шаг. «Так и есть, — подумал он. — Все начинается сначала». На ней был серый английский костюм, липы отбрасывали ей под ноги свои узорные тени. Она шла быстрым шагом, опустив голову и ничего не замечая вокруг. Как когда-то, на улице было полно офицеров. И броские заголовки в газетах напомнили Флавьеру о том времени:«Бомбардировки…», «Неизбежное поражение…» Она свернула в переулок, и Флавьер ускорил шаг, чтобы не потерять ее из виду. Вдоль узкой улочки тянулись лавки, антикварные и книжные магазинчики… Где он уже видел все это?.. Ах да, в Париже, на улице Сен-Пер. Рене перешла на другую сторону, зашла в небольшую гостиницу. Флавьер не сразу решился последовать за ней. Его удерживал какой-то суеверный страх. «Central Hotel» — гласила мраморная вывеска, а на дверях висело объявление: «Свободных номеров нет». У Флавьера подкашивались ноги, однако он перешел улицу. Взялся за ручку, которой только что касались пальцы Рене. Вошел в небольшой холл. В углу висела доска, с которой она, вероятно, сняла ключ от номера. В кассе мужчина читал газету.
— Что вам угодно? — спросил он.
— Та дама, — сказал Флавьер, — дама в сером, кто она?
— Та, что только что поднялась наверх?
— Да. Как ее зовут?
— Полина Лажерлак, — произнес мужчина с ужасным марсельским акцентом.
Глава 5
Вернувшись, Рене застала Флавьера в постели.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
— Получше. Собираюсь вставать.
— Почему ты так на меня смотришь?
— Кто, я?
Он попытался улыбнуться и отбросил одеяло.
— У тебя какой-то чудной вид, — настаивала она.
— Да нет же. Тебе кажется.
Он причесался, надел пиджак. Комната была такой тесной, что при малейшем перемещении они то и дело натыкались друг на друга. Флавьер не решался ни заговорить, ни продолжать молчать. Ему хотелось остаться в одиночестве, закрыть руками лицо, заткнуть уши — один на один со своей страшной тайной.
— У меня есть еще дела, — сказала Рене. — Я зашла на минутку, узнать, как ты себя чувствуешь.
— Дела?.. Какие дела?
— Ну, мне надо сходить в парикмахерскую. Хочу помыть голову. И еще купить чулки…
Мытье головы, покупка чулок — все это реальные вещи. В этом было что-то успокаивающее. К тому же сейчас у нее было ясное, открытое лицо — не верилось, что она способна солгать.
— Можно? — спросила ома.
Ему хотелось погладить ее, но рука дрогнула, как у слепого.
— Ты ведь не в тюрьме, — прошептал он. — Сама знаешь, что это я… у тебя в плену.
Теперь они оба молчали. Она пудрилась перед зеркалом. Флавьер наблюдал за ней, стоя у нее за спиной.
— Милый, отойди, ты мне мешаешь, — сказала она.
Волосы у нее вились возле ушей, a на виске тоненькая голубая жилка билась под напором алой крови. Жизнь притаилась в этом теле, ее выдавал тонкий неповторимый запах, и, будь глаза у него поострее, он мог бы ее увидеть — в виде сияния вокруг головы или блуждающего огонька. Он осторожно коснулся пальцем плеча молодой женщины. Оно было гладким и теплым, и он резко отдернул руку.
— Да что с тобой такое? — повторила она, наклонив лицо, чтобы подкрасить губы.
