Мари-Лор теперь, наверно, звонит в полицию. Скандал разразится завтра. Все в оцепенении узнают, что Жорж Севр покончил с собой, выстрелив из ружья себе в лоб, и что его зять, Филипп Мерибель, бежал. Так ли это? Все настолько осложнилось!.. На самом деле убил себя Мерибель, и это он сам, Севр, придумал мистификацию, чтобы выдать мертвеца… Конечно! Это ни на что не похоже! И в конце концов преследователи легко узнают истину. Тогда его обвинят в убийстве Мерибеля. К счастью, он сможет показать письмо, но… Ему не хотелось больше размышлять. Он слишком устал. Завернувшись в одеяло, свернувшись калачиком, он пытался сохранить тепло, выжить, несмотря ни на что, потому что, может, еще есть хоть какая-то надежда. Он погружался в ледяную дрему, теряя сознание. Порыв ветра стегал стену, бросал в ставни горсть капель, стучащих, как горсть камешков. Он со стоном повернулся на другой бок… Дениза!.. Впервые со дня траура он не подумал о Денизе перед сном. Если б она была рядом… Он долго дремал с открытым ртом, как вдруг неожиданно прозрел в ночи и его сознание озарилось неким ночным ясновидением, которое похоже было на безнадежный свет луны. И он почувствовал, что погиб. Он заболеет. Никто не придет ему на помощь. Весь ансамбль зданий тщательно заперт, законсервирован на зиму. В декабре никто не станет сюда приезжать. Даже матушка Жосс уже не ходит проветривать помещения, опустевшие вплоть до самой Пасхи. Он был более одинок, чем потерпевший кораблекрушение на необитаемом острове, и лишен всего необходимого! Мари-Лор пообещала: «В четверг!» Но сможет ли она ускользнуть от тех, кто станет беспрестанно допрашивать ее? Какая находка — эта женщина в слезах, брат которой мертв, а муж бежал для газет! А если полиция раскроет истину, еще хуже: она станет вдовой человека, убитого ее собственным братом! А если она будет молчать, все подумают, что она соучастница. А если…
Севр снова зажег фонарь, сел спиной к стене. Нет! Это невозможно! Если б у него нашлось время взвесить последствия, он поступил бы иначе. Он еще мог все исправить. Стоило только снять трубку телефона. Он встал, прошел в гостиную. Телефон стоял там; на низком столике, белый, как выброшенные морем на пляж кости, и такой же мертвый, как они — он ведь не подключен. Исключительно бутафорский предмет, лежит штрих роскоши в элегантной комнате. Между Севром и остальным миром пролегло бесконечное пространство затопленных полей, ненастной ночи; он посмотрел на часы. До утра было еще далеко, так далеко, что он вздрогнул. А ведь придется выдержать целых пять дней! Пять ночей!
Он устроился в кресле, укрыв ноги курткой. Почему бы не написать прокурору? В подобных случаях ведь, кажется, обращаются к нему? Но где взять бумагу, карандаш, конверт? И все-таки, если б он мог сейчас, в настоящий момент, объяснить все, пока недавние образы еще так свежи в голове, так кишат деталями, как кинолента!.. Например, охотничий шалаш. Заросли розовых кустов справа, по которым пробегает ветер, открывая мимолетные извилистые ходы, и мелкую зыбь на поверхности воды… «Вот собачья погодка, — ворчал Мерибель. — Никогда такого не было!» Все началось именно там. Раньше истоков не проследить. Придется до бесконечности нанизывать случайные встречи, из которых состоит жизнь, перекрестки событий, переплетенные, как нитки железнодорожных рельсов. Какие стрелки направили к нему Денизу, потом Мерибеля? Почему он женился на Денизе? Почему Мари-Лор вышла замуж за Мерибеля? Нет, прокурору нужно прежде всего сообщить, что все началось в тот миг, как Мерибель предложил: «Давай вернемся?» Они одновременно подняли глаза к серому небу, потом Мерибель, держа ружье на сгибе локтя, наклонился, чтобы выйти. Они увязли в размокшей земле. В тот самый момент вестник трагедии уже подъезжал к маленькой ферме, «домику», но они этого еще не знали. Это было… Это было вчера вечером. Смеркалось. В котором часу? Прокурор захочет узнать, в котором часу. Может, полпятого. «Завтра, пожалуй, будет сильный ветер», — еще сказал Мерибель, когда они вышли на тропинку потверже. На фоне болота выделялись только два их силуэта. До домика было идти больше получаса, он стоит у дороги на Ла Рош-Бернар. Нужно ли объяснять, почему Мерибель купил этот домишко? Если Прокурор не увлекается ни охотой, ни рыбалкой, ему никогда не понять Мерибеля. Может это и погубило беднягу Филиппа? Он не был ни высоким, ни сильным; вполне обыкновенный; но он обладал какой-то чудовищной жизнеспособностью. Вечно в движении, вечно с новыми идеями в голове; боярские вкусы; перестроил домик своими собственными руками, он ведь все умел делать! Он стал его убежищем. Квартира в Нанте годилась для Мари-Лор, или для приезжих клиентов, хотя он предпочитал встречаться с ними в кафе. Возвращаясь из командировки, он отправлялся в свой домик, к ружьям и гарпунам. Или к плите, он ведь был исключительный гурман и собирал необычайные рецепты. Он всем навязывал свой режим. Даже Дениза ему поддавалась…
Севр вытянул затекшие ноги, попытался устроиться поудобнее. За стеной, во дворе, что-то загремело. Наверняка после шторма придется что-нибудь чинить. Тем хуже! Севра это уже не касается. В конце концов, если ветром сносит кровельное железо, он тут ни при чем… Он ни при чем, если Мерибель пустил себе пулю в лоб. В сущности, чем он виноват? Что не прозрел во время. Но даже Дениза, с ее-то здравым смыслом, и то ни о чем не подозревала. Еще одна деталь, которую Прокурор наверняка не поймет. Если он будет допрашивать Севра однажды, он обязательно спросит:
— Почему вы не контролировали зятя?
— Он был моим компаньоном.
— Именно! Вы должны были проверять время от времени.
Такому предприимчивому человеку нельзя полностью развязывать руки. Дениза, наоборот, считала, что Мерибеля нельзя слишком зажимать. Севр не привык оспаривать мнение Денизы. А дальше? Может, его попросят еще рассказать о Денизе? Судьи и адвокаты захотят знать. Почему он женился на Денизе? Из-за денег? Из-за влияния, которым пользовалась ее семья? Они улыбнутся, если он ответит, что любил ее. Когда вдовец говорит о любви, это несерьезно!
Севр встал. Где он оставил сетку? А, все равно Мари-Лор не подумала об аспирине. Не успела. Он зажег фонарь и вернулся в кухню. Сетка была там, у ножки стола. Он вспомнил, что они с Мари-Лор собирали ее в последний момент, второпях, на бегу. Он высыпал все на стол, расставил консервные банки: крабы, зеленый горошек… Зачем это ему, у него ведь нет ни кастрюли, ни воды?.. Мясо с бобами, грибы, пакет сухарей, банки с джемами, бутылочка кетчупа… Видно, они оба потеряли голову… И никаких таблеток. На самом дне — электрическая бритва. Со всеми этими никчемными продуктами ему надо продержаться целых пять дней. Смешно! У него болела голова. Возможно, простыл. Если б хоть закурить! Конечно, есть трубка покойного, но он же не дошел еще до ручки. По крайней мере, пока! Было начало шестого. Ветер не стихал. Севр потушил фонарь. Чувствуя, что вытерпеть все будет трудно, он начинал экономить.
Он на ощупь вернулся в комнату. Дождь барабанил по стенам, и из несмолкающего волнения моря вырастало беспокойство бездонного голоса, гром хоров, от которого порой дрожали стекла. Он снова лег, укрывшись одеялом и курткой. Ну что ж! На чем он остановился? Он писал Прокурору. Это было, как и все остальное, абсурд, но по крайней мере занимало ум. Итак, все началось на обратном пути. Во дворе домика, перед гаражом, куда они ставили свои машины, стоял красный спортивный автомобиль марки Мустанг.
