Сесилия замечала все, что происходило. Выбрав момент, она наклонилась к Эмили и сказала:
— Милая моя, я думаю, что Франсина влюблена в мистера Мирабеля.
— Пробыв в одном доме с ним только неделю! — воскликнула Эмили.
— По крайней мере, — продолжала Сесилия, — она ревнует его к вам.
Глава XXXIX
Притворство
На следующее утро мистер Мирабель, увидев Эмили одну в саду, вышел из своей комнаты и присоединился к ней.
— Позвольте мне сказать одно слово, прежде чем мы пойдем завтракать, — умолял пастор. — С прискорбием думаю, что я имел несчастье оскорбить вас вчера!
Изумленный взгляд Эмили ответил ему.
— Что я сказала или сделала, чтобы заставить вас думать таким образом? — спросила она.
— Опять дышу свободно! — вскричал он с юношеской веселостью, составлявшей одну из причин его популярности у женщин. — Ужасно сознаваться в этом духовному лицу, но тем не менее справедливо утверждение, что я один из самых нескромных людей на свете. Это мой камень преткновения в жизни — я всегда говорю первое, что придет мне в голову, не давая себе труда подумать. Хорошо зная собственные недостатки, я не доверяю себе.
— Даже на кафедре? — осведомилась Эмили.
Он засмеялся, готовый оценить ее невольный сарказм.
— Всякий оратор (хотя моя клерикальная братия стыдится в этом сознаться) такой же актер — только без сцены и костюмировки. Вы говорили правду вчера, что желали бы послушать мою проповедь?
— Да, я действительно желаю ее послушать.
— Как вы добры! Я не думаю, чтобы проповедь стоила этой жертвы (вот другой образец моей нескромной болтовни). Я хочу сказать, что вам придется встать рано в воскресенье и проехать двенадцать миль в сырую и скучную деревеньку, в которой я служу. Мои прихожане работают всю неделю, и, разумеется, спят в церкви по воскресеньям. Я этому противодействую. Но не проповедями! Я ни за что на свете не поставлю в тупик бедных людей моим красноречием. Нет, нет. Я рассказываю им истории из Библии. Приятно и легко; не более четверти часа, и с гордостью могу сказать, что некоторые (большей частью женщины) не засыпают. Если вы решаетесь сделать мне честь и прибыть, я сделаю для вас все, что могу. Я велю вымести церковь и, разумеется, приготовлю завтрак. Бобы, ветчину, пиво — ничего другого в доме не держу. Вы богаты? Надеюсь, что нет!
— Я подозреваю, что так же бедна, как вы, мистер Мирабель.
— С восторгом слышу это (опять моя нескромность). Наша бедность — новая связь между нами.
Прежде чем он успел распространиться о прелестях бедности, раздался звонок к завтраку.
Мирабель подал Эмили руку, довольный результатом утреннего разговора. Вчера он сделал ошибку — слишком серьезно заговорил с ней. Теперь он желал поправить этот ложный шаг и занять прежнее место в глазах Эмили — и в этом он успел. За завтраком, в то утро, пастор рассказывал о всякой ерунде увлекательнее, чем когда-либо.
После завтрака общество, по обыкновению, разошлось — за исключением Мирабеля. Безо всякой видимой причины он остался за столом. Мистер Вайвиль, человек вежливый и внимательный, не хотел выйти из столовой прежде своего гостя. Он только отважился сделать маленький намек.
— Есть ли у вас какие-нибудь планы на сегодняшнее утро? — спросил он.
— У меня есть план, который зависит от вас, — ответил Мирабель. — И я боюсь, по обыкновению, сделать нескромность, если упомяну о нем. Ваша очаровательная дочь сказала мне, что вы играете на скрипке?
Скромный мистер Вайвиль сконфузился.
— Надеюсь, что я не обеспокоил вас. Я играю в дальней комнате, так что никто не может слышать меня.
— Любезный сэр, я с нетерпением желаю вас слышать! — вскричал Мирабель. — Музыка — страсть моя, а скрипка — мой любимый инструмент.
Мистер Вайвиль повел его в свою комнату, краснея от удовольствия. После смерти жены, его никто не поощрял. Дочери и друзья остерегались — по его мнению, совершенно напрасно — входить к нему в те часы, когда он играл.
Есть люди, желающие отличиться в скорости бега и не имеющие ног, женщины, безнадежно бесплодные, живущие в постоянном ожидании больших семейств до конца своей жизни. Нельзя было найти музыканта, более лишенного природной способности играть на каком-нибудь инструменте, чем мистер Вайвиль, — и вот уже двадцать лет с гордостью и восторгом в сердце, он не пропускал ни одного дня без того, чтобы не упражняться на скрипке.
— Я, наверное, наскучил вам, — сказал он, беспощадно пропиликав больше часа.
Нет: ненасытный любитель стремился к одной цели, и она еще не была достигнута. Мистер Вайвиль встал отыскать другие ноты. Пастор воспользовался этим. Произошел отрывочный разговор. Мирабель успел направить его на Эмили.
— Давно уже не встречал я такой восхитительной девушки! — горячо объявил мистер Вайвиль. — Я не удивляюсь, что моя дочь так привязалась к ней. Бедняжка ведет дома уединенную жизнь; и я очень рад, что она развлечется в моем доме.
— У нее есть родственники? — спросил Мирабель.
Из объяснения, последовавшего за этим, обнаружилось одинокое положение Эмили. Но оставалось еще сделать одно открытие — самое важное. Не для красоты ли слога сказала она, что так же бедна, как и Мирабель? Преподобный сделал вопрос очень деликатно — но и прямо.
Мистер Вайвиль, ссылаясь на дочь, сказал, что Эмили не имеет даже и двухсот фунтов в год. Дав этот неприятный ответ, он раскрыл другую нотную книгу.
— Вы, конечно, знаете эту сонату? — сказал он.
Через секунду скрипка была уже под его подбородком и мучения продолжились.
Пока Мирабель делал вид, что слушает с чрезвычайным вниманием, он обдумывал свое положение. Если он и дальше останется в одном доме с Эмили, впечатление, которое девушка произвела на него, непременно усилится — и пастор, пожалуй, будет иметь сумасбродство сделать предложение женщине, такой же бедной, как и он. От такого ослепления его спасет только немедленное бегство. Вчера он пообещал отбыть в конце недели в Вель-Реджис, исполнить воскресную обязанность, а затем приехать опять к своим друзьям в Монксмур. Так вот: он ни в коем случае не должен возвращаться.
Мирабель пришел к этому решению, когда страшная деятельность смычка мистера Вайвиля была прекращена появлением в комнате третьего лица. Горничная Сесилии принесла хозяину записочку от нее. Удивившись, мистер Вайвиль развернул записку и прочел следующее:
«Любезнейший папа, я знаю, что у вас мистер Мирабель, а так как это секрет, я должна написать. Эмили сегодня утром получила очень странное письмо, которое привело ее в недоумение, а меня напугало. Когда вы освободитесь, мы будем очень признательны, если вы посоветуете нам, как Эмили должна отвечать на это письмо».
— Надо заняться маленьким домашним делом, — извиняясь, вздохнул мистер Вайвиль. — Но мы прежде кончим сонату!
