Вот слеза на бумаге. Как я глупа! Разве не могу я писать о чем-нибудь другом?
Я написала сегодня второе письмо отцу, объявила ему о прибытии Оскара и сделала вид, будто не замечаю, что он не ответил на мое первое письмо. С моим отцом лучше всего не замечать, что он сердится. Все уладится само собой. Я показала мое письмо Оскару, оставив ему в конце место для приписки. Начав писать, он попросил меня принести какую-то вещь, находившуюся в моей комнате. Когда я вернулась, Оскар уже запечатал письмо, забыв показать мне свою приписку. Не стоило из-за этого его распечатывать. Он повторил мне все, что написал.
(Замечание. Я должна показать вам копию того, что действительно написал Нюджент. Прочитав ее, вы поймете, для чего он выслал Луциллу из комнаты и запечатал конверт прежде, чем она вернулась. Приписка стоит также внимания в том отношении, что она будет играть роль на одной из дальнейших страниц моего рассказа. Вот что пишет Нюджент димчорчскому ректору. Подделка под почерк брата не была для него препятствием. Близкое сходство почерков, как я, кажется, уже говорила, было в числе других поразительных черт сходства между близнецами.
"Дорогой мистер Финч! Письмо Луциллы уже сказало вам, что я образумился и нахожусь опять с ней в качестве ее жениха. Главная цель этих строк попросить вас забыть прошлое и возобновить прежние отношения, как будто ничего не случилось.
Нюджент поступил благородно. Он освободил меня от обязательства, которое я неосторожно принял на себя в день моего отъезда из Броундоуна. Он великодушно и с готовностью исполнил свое обещание, данное мадам Пратолунго, отыскать и возвратить меня к Луцилле. В настоящее время он находится за границей.
Если вы удостоите меня ответом на эти строки, я должен предупредить вас, что писать следует осторожно, потому что Луцилла попросит непременно прочесть ваше письмо. Не забудьте, что она считает меня вернувшимся к ней после кратковременного отъезда из Англии, отсутствия, вызванного необходимостью повидаться с братом. Желательно также, чтобы вы не упоминали о несчастной особенности цвета моего лица. Луцилла уже все знает и начинает привыкать ко мне, но все же это печальное обстоятельство, и чем меньше о нем говорить, тем лучше.
Искренно ваш ОСКАР".
Если я не прибавлю маленького объяснения, вы едва ли оцените необычайное искусство, с которым развивается замысел посредством этой приписки.
Написанная от лица Оскара (и сообщающая о Нюдженте, будто он сделал все, что обещал мне сделать), эта приписка умышленно лишена мягкости в выражениях, свойственной Оскару. Сделано это с намерением оскорбить мистера Финча, а для чего это было нужно, вы сейчас увидите. Димчорчский ректор менее всякого другого смертного способен был обойтись без извинений и выражений сожаления со стороны человека, который был помолвлен с его дочерью и покинул ее, хотя бы обстоятельства вполне оправдывали его. Краткая, спешная приписка, подписанная «Оскар», должна была страшно растравить рану, уже нанесенную самопочитанию мистера Финча, и сделать, по меньшей мере, вероятным, что он откажется от своего намерения совершить лично церемонию бракосочетания. А если б он отказался, к чему это повело бы? К тому, что его заменил бы незнакомый священник, не знающий ни Оскара, ни Нюджента. Теперь понимаете?
Но и умнейшие люди не могут предугадать всех случайностей. Самые совершенные замыслы имеют слабые места.
Приписка, как вы видели, была в своем роде образцовым произведением. Тем не менее она навлекала на автора опасность, которую (как вам покажет дневник) он оценил, когда было уже поздно. Вынужденный ради приличия позволить Луцилле уведомить об его прибытии мистера Финча, он не сообразил, что эта важная семейная новость может быть доведена ректором или его женой до сведения такой особы, как я. Припомните, что добрейшая мистрис Финч, прощаясь со мною в приходском доме, просила меня писать ей из-за границы, и вы поймете после моего намека, что умный мистер Нюджент уже вступил на шаткую почву. Я не скажу ничего более. Теперь очередь Луциллы. П.) 3-го сентября. Оскар забыл включить что-то в свою приписку к моему отцу. Почти два часа спустя после того, как я отправила письмо, он спросил, отослано ли оно. Когда я ответила утвердительно, он смутился, но, однако, скоро успокоился и сказал, что можно послать другое письмо.
— Кстати о письмах, — прибавил он. — Вы не ожидаете письма от мадам Пратолунго? (В этот раз он сам заговорил о ней.) Я отвечала, что после случившегося между нами мало вероятно, чтоб она написала мне, и, пользуясь случаем, я попробовала задать некоторые из тех вопросов о ней, которые он уже раз отклонил. Оскар опять попросил меня отложить на время этот разговор и тотчас же со странною непоследовательностью сам заговорил о том же самом.
— Как вы полагаете, будет она переписываться с вашим отцом или с вашей мачехой во время своего пребывания за границей? — спросил он.
— Не думаю, чтоб она написала моему отцу, — отвечала я. — Но очень может быть, что она переписывается с мистрис Финч.
Он подумал немного и заговорил о нашем пребывании в Рамсгете.
— Долго ли пробудете вы здесь? — спросил он.
— Это зависит от Гроссе. Я спрошу у него, когда он приедет, — отвечала я.
Оскар повернулся к окну так порывисто, как будто был поражен чем-то.
— Разве вам уже надоел Рамсгет? — спросила я.
Он возвратился ко мне и взял мою руку, мою холодную, бесчувственную руку, не отвечающую на его прикосновение.
— Позвольте мне стать вашим мужем, Луцилла, — шепнул он, — и я буду жить ради вас где угодно.
Эти слова должны бы были понравиться мне, но в его взгляде или в его манерах было что-то такое, что испугало меня. Я промолчала. Он продолжал.
— Почему нам не обвенчаться немедленно? Мы оба совершеннолетние. Нам нет дела ни до кого, кроме нас самих.
(Замечание. Измените его фразу так: «Почему нам не обвенчаться прежде, чем мадам Пратолунго узнает о моем прибытии в Рамсгет», и вы поймете его цель. Положение дел быстро приближается к высшей степени опасности. Единственный шанс Нюджента — уговорить Луциллу обвенчаться с ним, пока до меня не дойдет известие о нем и пока Гроссе не признает ее достаточно поправившейся, чтобы покинуть Рамсгет. П.).
— Вы забыли, — отвечала я в невыразимом изумлении, — что мы должны побывать у моего отца. — У нас давно решено, что он обвенчает нас сам в Димчорче.
Оскар улыбнулся вовсе не той обворожительной улыбкой, какую я воображала, когда была слепа.
— Долго же придется нам ждать, пока нас обвенчает ваш отец.
— Что вы хотите этим сказать? — спросила я.
— Мы поговорим об этом, когда будем говорить о мадам Пратолунго, — сказал он. — Как вы полагаете, ответит мистер Финч на ваше письмо?
— Надеюсь.
— А мне на мою приписку?
— В этом не может быть сомнения.
Та же неприятная улыбка появилась опять на его лице. Он резко прекратил разговор и пошел играть в пикет с тетушкой.
