— Погоди, тетя, — сказал Адолин, — что ты такое говоришь?
— Я говорю, племянник, — сказала Навани, в упор глядя на него, — что у нас есть доказательство.
— Но, — сказал Адолин, — быть может, он где-то слышал эту фразу…
— И выучил с ее помощью целый язык? — сказала Навани, поднимая полностью исписанный лист бумаги. — Это не чушь, мой дорогой, но и не язык, на котором говорят сейчас. Я подозреваю, что это и есть Язык Зари. Так что пока ты не объяснишь, каким образом твой отец научился говорить на мертвом языке, эти видения в основном истинны.
В комнате наступила тишина.
Похоже, саму Навани тоже потрясли собственные слова, но она быстро пришла в себя.
— А теперь, Далинар, — сказала она, — я хочу, чтобы ты как можно более подробно описал свое видение. Мне нужны твои точные слова, если ты сможешь вспомнить их. Любая мелочь, которую мы соберем, поможет моим ученым разобраться в них…
Глава шестьдесят первая
Право для неправого
В шторм я просыпался, падал, кружился, печалился.
Дата: Каканев, 1173, 13 секунд до смерти. Объект: городской стражник.
— Далинар, ты уверен, что это был он? — спросила Навани.
Далинар тряхнул головой.
— Уверен. Это был Нохадон.
С момента видения прошло несколько часов. Навани вышла из-за письменного стола и пересела на более удобный стул рядом с Далинаром. Ринарин сидел напротив отца, играя роль компаньонки. Адолин ушел за докладом об ущербе, нанесенном сверхштормом. Парень казался очень встревоженным тем, что видения оказались правдивыми.
— Но этот человек так и не сказал своего имени, — возразила Навани.
— Это был он, Навани. — Далинар уставился в стену поверх головы Ринарина, рассматривая гладкий коричневый камень, созданный Преобразователями. — У него был вид, как будто на нем висит тяжесть большой ответственности. Королевский вид.
— Быть может, какой-нибудь другой король, — предположила она. — И он нашел фантастически глупой саму мысль о книге.
— Да, время писать книгу еще не наступило, так много смертей… Огромное несчастье повергло его в печаль. Отец Штормов! Девять из десяти его людей погибло на войне. Ты можешь себе такое представить?
— Опустошение, — сказала Навани.
Объедини народ… Приближается настоящее Опустошение.
— Ты знаешь что-нибудь об Опустошении? — спросил Далинар. — Не рассказы ардентов, а исторические факты?
Навани держала в руке бокал подогретого фиолетового вина, капли воды сконденсировались на крае стекла.
— Да, но лучше спросить не меня, а Джаснах. Она историк.
— Мне кажется, что я видел его последствия. Я… Быть может, я видел тела Несущих Пустоту. Может ли это дать нам еще больше доказательств?
— Нет ничего лучше лингвистики. — Навани пригубила вино. — Опустошение — предмет старинного знания. Можно поспорить, не вообразил ли ты себе то, что ожидал увидеть. Но эти слова — если мы сумеем перевести их, никто не сможет поспорить, что ты видел нечто настоящее. — Ее доска для письма лежала на низком столе между ними, перо и чернила аккуратно расположились на бумаге.
— Ты собираешься рассказать остальным? — спросил Далинар. — О моих видениях?
— А как еще мы можем объяснить, что происходит с тобой?
Далинар заколебался. Как он может объяснить? С одной стороны, огромное облегчение — он не сумасшедший. Но, с другой стороны, что если какая-то сила при помощи видений пытается направить его совсем не туда и использует образы Нохадона и Сияющих только потому, что он находит их заслуживающими доверия?
Сияющие Рыцари пали, напомнил себе Далинар. Они бросили нас. А некоторые ордена вообще повернулись против нас, если верить легендам.
Тревожная мысль. Он добавил еще один камень в фундамент самого себя, но самый главный вопрос остался нерешенным. Должен ли он доверять видениям или нет? Он не может безоговорочно верить им, особенно сейчас, когда слова Адолина вызвали в его голове самые настоящие опасения.
Пока он не узнает источник, нечего рассказывать о них.
— Далинар, — сказала Навани, наклоняясь вперед. — Все военлагеря только и судачат о твоих приступах. Даже жены твоих офицеров чувствуют себя неудобно. Они считают, что ты боишься штормов или вообще болен, психически. Это реабилитирует тебя в их глазах.
— Как? Сделав из меня что-то вроде мистика? Многие подумают, что порывы ветра, приносящего видения, слишком близки к пророчествам.
— Ты видишь прошлое, отец, — заметил Ринарин. — Это не запрещено. И если их посылает Всемогущий, какие могут быть вопросы?
— Адолин и я говорили с ардентами, — ответил Далинар. — По их словам, очень маловероятно, что видения исходят от Всемогущего. И если мы решим, что надо доверять видениям, очень многие не согласятся со мной.
Навани откинулась на спинку стула и отхлебнула вина. Ее безопасная рука лежала на коленях.
— Далинар, твои сыновья сказали мне, что однажды ты искал Старую Магию. Почему? Что ты просил у Смотрящей в Ночи и какое проклятие она на тебя наложила?
— И я ответил им, что это мой позор. И я не хочу ни с кем делиться им.
В комнате стало тихо. Даже ливень, всегда следующий за сверхштормом, перестал барабанить по крыше.
— Быть может, это важно, — наконец сказала Навани.
— Это было давно, задолго до видений. Не думаю, что они связаны.
— Но этого нельзя исключить.
— Да, — вынужден был согласиться он.
Неужели тот день никогда не прекратит преследовать его? Разве недостаточно, что он потерял все воспоминания о жене?
А что подумает Ринарин? Осудит ли он своего отца за такой вопиющий грех? Далинар заставил себя посмотреть на него и встретился с внимательным взглядом сквозь очки.
Интересно, но Ринарин не казался озабоченным. Только задумчивым.
— Мне очень жаль, что ты узнала о моем позоре, — сказал Далинар, глядя на Навани.
Она равнодушно махнула рукой.
— Быть может, Старая Магия оскорбляет девотарии, но их наказание за обращение к ней никогда не было суровым. Как мне кажется, ты очистился без труда.
— Арденты попросили сферы для раздачи бедным, — сказал Далинар. — И я должен был заказать несколько молебнов. Ни то, ни другое не убрало проклятие и чувство вины.
— Ты бы удивился, если бы узнал, как много набожных светлоглазых обращаются к Старой Магии в какие-то моменты своей жизни. Во всяком случае те, кто добрался до Долины. Но я хочу узнать, не связана ли она с видениями.