— Я чту его память, — сухо сказал Далинар, все еще держа руку на дверной защелке.
— Отлично! Я очень рада за тебя. Но прошло шесть лет, и до сих пор все смотрят на меня как на жену мертвого человека. Другие женщины развлекают меня пустой болтовней, но не пускают меня в политические кружки. Они думают, что я — древняя реликвия. Хочешь знать, почему я так быстро вернулась?
— Я…
— Я вернулась, — сказала она, — потому что у меня нет дома. От меня ожидают, что я не буду участвовать ни в каких важных событиях, и только потому, что мой муж мертв. Мне ничего не дают делать, балуют и не обращают внимания. В моем присутствии им неудобно. Королеве и другим придворным дамам.
— Извини, — сказал Далинар. — Но я не…
Она подняла руки и коснулась его груди.
— Я не отняла его у тебя, Далинар. Мы были друзьями до того, как я встретила Гавилара. Ты знаешь меня такой, какая я есть, а не только как тень династии, павшей годы назад. Да? — Она умоляюще поглядела на него.
Кровь моих предков, подумал потрясенный Далинар. Она плачет.
Две маленькие слезы.
Он редко видел ее такой искренней.
И он поцеловал ее.
Он знал, это ошибка. Но все равно схватил ее, резко обнял и прижал к себе, не в силах больше сражаться с собой. Она растаяла. Он почувствовал соль ее слез; они бежали по щекам к ее губам и смешивались с его.
Поцелуй продлился долго. Слишком долго. Чудесно долго. Разум кричал ему, как пленник, запертый в тюрьме и вынужденный через решетку наблюдать за чем-то ужасным. Но часть его хотела это десятилетиями — теми десятилетиями, что он смотрел на двор брата, его брак и на единственную женщину, которую хотел юный Далинар.
Он поклялся, что никогда не разрешит себе даже думать об этом. С того момента, как Гавилар добился руки Навани, он запретил себе все чувства к ней и отошел в сторону.
Но ее вкус и запах, тепло прижавшегося к нему тела — были слишком сладкими. Волна цветущего аромата унесла прочь вину. На мгновение ее прикосновение изгнало все. Он забыл страхи и тревоги видений, Садеаса и стыд из-за ошибок прошлого.
Он мог думать только о ней. Прекрасной, проницательной, нежной, но сильной. Он прильнул к ней и мог бы держать ее, даже если бы вокруг суетился весь остальной мир.
Наконец он оторвался от ее губ. Она, ошеломленная, поглядела на него. Спрены страсти, похожие на крошечные снежинки, плавали в воздухе вокруг них. Вина накатила опять. Он попытался мягко отстранить ее, но она крепко прижалась к нему всем телом и не отпускала.
— Навани, — сказал он.
— Ш-ш-ш. — Она положила голову ему на грудь.
Он вздохнул, но позволил себе удержать ее.
— В мире происходит что-то плохое, Далинар, — тихо сказала Навани. — Король Джа Кеведа убит. Я услышала об этом только сегодня. Его убил син, Носитель Осколков, одетый в белое.
— Отец Штормов! — только и смог сказать Далинар.
— Что-то происходит, — повторила она. — Что-то большее, чем наша война здесь, что-то пострашнее, чем убийство Гавилара. Ты слышал о тех странных словах, которые говорят умирающие? Большинство не обращает на них внимания, но хирурги обсуждают их. А штормстражи шепчутся, что в последнее время сверхштормы стали более могучими.
— Да, я слышал, — сказал он, обнаружив, как трудно выходят слова из того, кто опьянен ею.
— Моя дочь что-то ищет, — сказала Навани. — Иногда она меня пугает. Она очень сосредоточенная и энергичная. И самый умный человек из всех, кого я знаю. Но то, что она ищет… Далинар, она считает, что назревает нечто очень опасное.
«Солнце приближается к горизонту. Идет Вечный Шторм. Настоящее Опустошение. Ночь Печалей…»
— Я нуждаюсь в тебе, — сказала Навани. — Я знаю тебя много лет и всегда боялась, что уничтожу тебя виной. Поэтому и сбежала. Но я не могу оставаться в стороне. Не сейчас, когда они так относятся ко мне. Не сейчас, когда что-то происходит с миром. Я ужасно напугана, Далинар, и я нуждаюсь в тебе. Гавилар был совсем не таким, каким его считали люди. Я любила его, но…
— Пожалуйста, — сказал Далинар, — не говори о нем.
— Как хочешь.
Кровь моих предков!
Он не мог изгнать ее запах из головы. Он вообще не мог пошевелиться и держал ее, как человек держится за камень во время сверхшторма.
Она посмотрела на него.
— Дай мне сказать, что… что я любила Гавилара. Но тебя — тебя я больше чем люблю. И я устала ждать.
Он закрыл глаза.
— Мы не можем быть вместе.
— Мы найдем способ.
— Нас осудят.
— Лагеря не обращают на меня внимания, — сказала Навани, — а о тебе распространяют слухи и ложь. Что они могут сделать нам?
— Что-нибудь найдут. Если раньше меня не осудят девотарии.
— Гавилар мертв, — сказала Навани, кладя голову ему на грудь. — Я никогда не изменяла ему, хотя — клянусь Отцом Штормов! — имела вполне достаточную причину. Девотарии могут говорить что хотят, но «Споры» не запрещают наш союз. Традиция и доктрина разные вещи, и страх оскорбления не удержит меня.
Далинар глубоко вздохнул, потом заставил себя разжать объятья и отпрянуть от нее.
— Если ты надеялась успокоить мои тревоги, то у тебя ничего не получилось.
Она сложила руки на груди. Он все еще чувствовал место на спине, которого касалась ее безопасная рука. Мягкое касание, для члена семьи.
— Я здесь не для того, чтобы успокоить тебя, Далинар. Как раз наоборот.
— Пожалуйста. Мне нужно время, чтобы подумать..
— Я не дам прогнать себя. Я не дам тебе забыть о том, что случилось. Я не…
— Навани. — Он мягко прервал ее. — Я не брошу тебя. Обещаю.
Она внимательно посмотрела на него и криво улыбнулась.
— Очень хорошо. Но сегодня ты кое-что сделал.
— Я? Сделал? — спросил он, довольный, ликующий, потрясенный, озабоченный и пристыженный одновременно.
— Твой поцелуй, Далинар, — небрежно сказала она, открывая дверь и выходя в прихожую.
— Ты меня соблазнила.
— Что? Соблазнила? — Она оглянулась. — Далинар, за всю свою жизнь я никогда не была такой искренней.
— Знаю, — Далинар улыбнулся. — Вот это и было самым соблазнительным.
Он осторожно закрыл дверь и глубоко вздохнул.
Кровь моих предков, подумал он, почему у меня все запутано до невозможности?
И, тем не менее, в полном противоречии со своими мыслями, он почувствовал себя так, как если бы весь этот запутанный мир стал более правильным.
