Батраки согласно закивали. Я боролась с искушением и любопытством, но все же проиграла (в основном последнему):
— И вы правда в полевиков этих верите?
— Леди, так и вы же в магию верите, — развел огромными, с навечно въевшейся в них грязью руками один из батраков.
— Магия — это наука, она подчиняется определенным законам, ее результаты можно посмотреть и иногда даже потрогать. А ваших полевиков в жизни ни разу не видела, хотя и выросла в этих краях, — резонно ответила я.
— Эк эта столица молодежи-то голову забивает. — Старик с бакенбардами яростно запыхтел своей трубкой, скрываясь в клубах белого дыма. — Вот и год назад к нам один студентус приезжал, говорил, будет писать эту… как ее… дис… диссар…
— Диссертацию, — уточнил господин Стан, и все посмотрели на него с уважением.
— Ее самую, — важно подтвердил старик, а затем, подняв к небу заскорузлый палец, видимо, чтобы показать, что и он не лыком шит и кое-какое образование имеет, провозгласил: — «Феномен исчезновения мелкой нечисти сельскохозяйственных районов Грелады в рамках глобального магического похолодания»!
Была выдержана пауза, чтобы собравшиеся прониклись и оценили выдающиеся способности рассказчика по части запоминания малопонятных слов.
— Энтот студентус на окраине Кладезя поселился, а там день-деньской по окрестным полям-болотам лазил, даже на кладбище ходить не постеснялся. А потом и заявил: дескать, никого не нашел, округа пуста, магический фон нулевой, значится. Мы уж его, дурня, увещевали: дескать, ты вот в село придешь бездельником дорожки затаптывать, к тебе и не всякий крестьянин выйдет поздороваться — так чего ж ты хочешь от Хозяев полей? Не поверил: нет, говорит, пусто тут. Еще и доказывать свою правоту собрался, говорит: сейчас заклинание прочту, что всю нечисть выявляет, так и сами увидите. Обратно в поле пошел. Ну а уж мы, деревенские, не будь дураки, от него подальше держимся. Читать заклинание начал: руками машет, ногой топочет, слова бранные ненашенские кричит. Как оторался, так и стоит довольный и важный: с минуту никого не было. Потом подкочник к нему выполз, мелкий да дохлый. Он эту тварюшку за хвост поднял и нам показывает: вот, дескать, последний реликт — дорожите, мужичье. А потом за этим реликтом вдруг нечисти как повалило! Из-за каждого куста: и полевики, и лесовики, и норники, уж подкочников и не считаю, даже болотник появился! Боги мне свидетели, я того студентуса зауважал: в жизни не видел, чтоб человек так шибко бегал. Ему бы на соревнованиях в праздник солнца бегать! Две коляски обогнал и одного конника! С тех пор у нас нечисть вся с интересом стала: на обычных людей и не посмотрит, а стоит какого самого завалящего студентуса унюхать, так и прет, так и ластится — спасу нет! Даже школьникам, и тем раз в месяц перепадает.
Я поймала себя на том, что подалась вперед и даже слегка приоткрыла рот, поэтому резко его закрыла и решила вернуть всех собравшихся, а заодно и себя к ним в придачу, на твердую землю.
— Ну хорошо-хорошо, дедушка…
— Да какой я тебе дедушка, стрекоза?! Мужчина завидный, в самом соку, холостой, жених, все женки засматриваются, — он снял шляпу с головы и стряхнул с полей пыль, которой там накопилось на маленький горшочек для фиалки.
Я слегка опешила, посмотрела на окружающих — те тайком посмеивались: кто в бороду, а кто в рукава:
— Простите, господин…
— Фрол, — пришел на выручку фермер. Ох уж эти правила этикета: все знают, как обращаться к королю, но никто не скажет, как обратиться к крестьянину, хотя обычный человек с крестьянами встречается не в пример чаще, чем с королями.
— Господин Фрол, я допускаю, что полевики существуют, но нельзя же полагаться на их желание превращаться в зайцев и чесать себе уши при осуществлении сельскохозяйственных работ.
Да-да, почем знать, может, тот полевик лево и право путает или ненароком где вошь поймал, а у нас потом весь севооборот из-за него пойдет кувырком.
— Так и ты ушами не хлопай — другие знаки замечай! Самая верная примета — это когда лесовики в лесу вокруг поля хохочут, тут уж сразу надо ноги в руки — и бежать сеять.
— Не хохочут, — перебил его другой батрак, — песни поют. Только если грустно, заунывно поют — так можно и вовсе не сеять: урожая не будет.
— Да хватит, хватит уже пудрить девчонке голову, — наконец вмешался господин Стан. — Рано еще пока сеять. Слишком теплая погода установилась. А когда пора будет — это вам только крестьянский нюх подскажет и больше ничего. Вы, леди, лучше бы подумали, как поля под посев подготовить, а то на одних сорняков по колено, со вторых едва урожай собрали, да и работников вы сейчас вряд ли найдете.
— Почему? — удивилась я. Мне казалось, что стоит только пообещать приличную оплату — и завтра же напротив крыльца выстроится очередь из желающих.
— А потому, что тот, кто от работы уже освободился, давно или в город подался, или на фабрику. Под зиму на земле заработка нет. Это вам задачка потруднее, чем за нами с карандашиком ходить и полевиков под кочками искать.
— Хоть один добрый человек нашелся, — вздохнула я, благодарная за единственный дельный совет.
— Эт ничего: просто я целых десять медяков поставил на то, что у вас хоть что-то, да вырастет, — бесхитростно ответил фермер.
Придя домой, я обнаружила, что к нам вернулся учитель математики. Вид у него был понурый: бедняга больше не рвался жать мне руки и показательно игнорировал Ерема. Юный гений воспринял его появление с завидным спокойствием, он явно не желал знакомиться с вульгарными муками совести. Интересно, если однажды Ерем решит, что мы ему тоже надоели, от нас он избавится с таким же равнодушием?
Я просунула голову в комнату брата:
— Ерем… — Голос пришлось понизить до шепота, потому как Оська спал, раскрыв рот и пуская слюни в подушку. Причем лежал он в обнимку с каким-то свертком материи, подозрительно напоминавшим послушническую рясу, которую в панике искал внизу Ивар, — если тебе наскучила математика, может, не побоишься начать решать задачи посложнее?
Ерем посмотрел на меня недоверчиво: видимо, логика старшей сестры никак не поддавалась пониманию даже для гениального ума. Видя, что ребенок колеблется, я подошла и прислонилась к его письменному столу:
— Дано: семена озимой мари и участок земли, ну, скажем, — я хитро улыбнулась, — где-то недалеко от Кладезя. Необходимо вычислить оптимальный день для их посадки. Берешься?
Мальчишка пожал плечами.
— Ну да, прости. — Я потрепала его по вихрам. — Это сложно. А мне должно быть стыдно сваливать свои проблемы на ребенка.
Вздох получился отменный. Я направилась к выходу из комнаты, будто бы устыдившись своих эксплуататорских мыслей. Ерем не должен был заподозрить, что здесь разворачивается игра, на которую ведутся все дети его возраста. И гениальные тоже…
— Я же не сказал, что не возьмусь, — пробурчал он мне вслед.
