— Все бывает в первый раз, — с появлением новой цели я моментально успокоилась и пришла в благодушное настроение.
Мой собеседник явно хотел что-то спросить, затем замялся, еще раз вытер ладони и наконец заговорил вполне свободно.
— Честно говоря, у меня тоже есть один вопрос, который я хотел бы выяснить. Леди Николетта, признайтесь, это вы прислали ко мне доктора несколько дней назад?
Я упрямо молчала и даже притворилась удивленной.
— Вы должны были понимать, что у человека, так любящего поболтать о всяких пустяках, как сэр Мэверин, вряд ли может быть много секретов.
— Я всего лишь хотела, чтобы мой хороший знакомый получил лишний гонорар, — вывернулась я.
— Правда? А я подумал, что вы стали сожалеть о том, что ответили отказом на мое предложение. — Фабрикант явно был в хорошем расположении духа и подтрунивал надо мной.
Сейчас или никогда! Я резко встала со ступеней. Выпрямилась. Повернулась лицом к изумленному собеседнику и, глядя прямо ему в глаза, сказала:
— Господин Клаус, признаюсь, вы мне нравитесь. Иногда я даже восхищаюсь вами… вашими поступками и вашим характером. Этим чувствам не хватает совсем немногого, чтобы назвать их любовью, но… я никогда не пожалею о том, что отклонила предложение, вызванное чувством долга или меркантильными интересами.
— А потом что? — спросила Алисия.
— А потом я с достоинством удалилась навстречу закату.
— Да, удачный ракурс… Подожди… если вы сидели на ступенях конторы, то закат находился совершенно в другой стороне от твоего дома!
Оставалось только признать, что в географическом аспекте моя подруга обладает большей прозорливостью.
— Ты права. Пришлось сделать изрядный крюк, чтобы попасть домой.
— Николетта!
— Ну чего ты хочешь? Не каждый день я признаюсь в любви мужчине, да еще такому, которому на меня наплевать.
Подруга наконец сжалилась и утешающе положила свою руку на мою:
— Ты уверена, что это было необходимо? Вдруг опять поползут какие-то слухи?
— Обижаешь. Я бы никогда этого не сделала, не имея особого расчета. Во-первых, Клаус не из тех…
— Ах, теперь он уже просто Клаус?!
— Господин Клаус не из тех, кто станет болтать лишнее по округе. Во-вторых, люди так устроены, что начинают относиться чуточку ласковее к тем, кто говорит, что любит их, но ничего не просит взамен.
— Николетта, ты чудовище! — Подруга оттолкнула мою руку и внезапно залилась смехом. Так что я решила, что это был комплимент. — Ну а в-третьих? Что в-третьих?
— Ну а в-третьих, я не смогла бы спокойно спать, если бы этого не сказала. Пускай теперь не спит он.
— Это вы опять нас лечить пришли? А у нас ничего не болит, у нас все здоровы, — упирался в воротах уже знакомый сторож-катонец, пытаясь захлопнуть створку. Мой неожиданный деловой визит его явно не обрадовал. Местные к переселенцам вообще не ходили, да и посматривали в их сторону только затем, чтобы проследить, как бы чужаки чего не стащили. При таком уровне отношений трудно было ожидать теплого приема.
— Да что вы, не лечить! Нет! — Я поспешила развеять его неверно сложившееся представление, хотя понимала, что расположением переселенцев от этого не разживусь. — Я пришла спросить, не захочет ли кто-то наняться к нам на работу по подготовке полей и посеву озимых.
Старик замер, почесал бороду, задумчиво произнес в воздух:
— А что?.. Так вам работники нужны?
— Если у вас есть незанятые… — поспешно закивала я.
— Незанятые — это плохо, незанятых у нас быть не должно… И много платить будете?
— Как обычно, — немного поскупилась я, оставляя место для торга.
Оказалось, что старик и не думал торговаться, он снова взялся за створку ворот и попытался выдворить меня на улицу. Но я сунула вперед башмачок и протиснулась во двор, не собираясь так легко сдавать уже отвоеванное пространство.
— Ну ладно, ладно, могу немного надбавить за сезон.
— Не надо нам ваших денег. Неча приучать молодежь работать на чужого дядю… или тетю, — поправился он, и я с трудом подавила в себе желание смертельно оскорбиться. — На себя надо работать, на себя.
Катонец решился еще на одну попытку вытолкать меня вон, но я воспользовалась преимуществом молодости и, ловко обойдя его с фланга, приготовилась к продолжительной осаде. Каждый, наверное, знаком хотя бы с одним человеком, с которым проще согласиться, чем отказать в просьбе. Иногда очень полезно примерять на себя роль такого зануды. Особенно если оппонент как-то слабо и неубедительно, на ваш взгляд, мотивирует свой отказ. Мне было у кого поучиться: Оська уже в шесть лет блестяще проводил операции под кодовыми названиями «хочу лошадку» и «зачем Ефиму удочка, если он не рыбачит». Главное в этом вопросе — не давать противной стороне ни минуты покоя, а также возможности наслаждаться привычными радостями жизни.
— Да ладно, бросьте, всем нужны деньги. — Я продолжала наступление, перестраивая солдат перед очередной атакой. — Если вам недосуг, так я сама пройду по домам, людей опрошу.
Я сделала шаг к поселению, но старикашка поймал меня за юбку, остановив тем самым ложный маневр. Идти по домам мне конечно же не хотелось.
— Ничего нам не нужно.
— Ну как же — ничего? Всем что-то нужно, — убежденно продолжала я, заходя с тыла и беря упрямца под локоток. — Может, вы в аренду у нас чего взять захотите? Землю, например.
— Да есть у нас земля!
Тогда я дала залп из главного орудия:
— Или, может быть, вам нужен голос моего отца в городском совете для решения какого-либо вопроса?
Ядро разрушило стену катонского бастиона и, пролетев над главным штабом, смололо в щепку все боевые стяги.
Старик замер, пожевал губами, беспомощно оглянулся, словно ожидая, что из-за холма вот-вот появятся силы союзников, но потом выкинул белый флаг.
— Я посоветуюсь со старейшинами.
— Отлично, завтра с утра зайду узнать их решение. Или, может, мне лучше лично поговорить с каждым?
Сторож испуганно замахал на меня руками, что я восприняла как вежливый призыв не утруждаться. Ладно-ладно, если он завтра поутру не откроет мне ворота, с меня станется перемахнуть через забор и пойти в народ.
Первым, что я увидела, войдя в дом по возвращении из коллективного хозяйства, была спина Оськи, который сосредоточенно подглядывал в щель двери отцовского кабинета. Из любопытства пришлось тоже заглянуть: за столом сидел Ерем, обложенный книгами, линейками и бумагой, и сосредоточенно что-то чертил. За ухо ребенка было заткнуто пестрое петушиное перо — предмет необычный, особенно учитывая то, что маленький гений не терпел вольностей в одежде, всегда застегивал все пуговицы и мог устроить жесткий разбор полетов служанке за невыглаженную рубашку.
