— Куда ты идешь?! Куда наступаешь?! — мне не давали ни единого шанса прекратить словесные репрессии. — Там же марь!
— Николетта, остынь! — как всегда находившийся поблизости лорд Гордий умудрился поймать меня за руку, прежде чем я ринулась в бой. — А то у тебя такое выражение лица, будто ты готова его убить.
Он прав… за марь я могла и убить. Но, пожалуй, делать этого не стоило — по крайней мере, не в этой стране.
— Господин Брен, лишайте половины оплаты каждого, кто зайдет на посевы мари! — наказание монетой иногда более действенно, чем обещание смертной казни. — Их, кстати, тоже можно было бы пометить!
Гордий схватил меня теперь уже за обе руки:
— Ники, пойдем лучше посидим в упряжке, — взмолился он.
— Да что ты меня успокаиваешь? Можно подумать, я сейчас накинусь на работников с кулаками или пересажаю на колы вдоль поля!
— Моя мама в таком состоянии могла бы…
Подобные фразы были смешны несколько первых дней нашего знакомства, сейчас у меня от них начинал дергаться глаз.
— Так, давай расставим все по своим местам: я не твоя мама и усыновлять тебя не собираюсь, даже не проси.
— Я знаю… — сказано это было очень медленно и каким-то двусмысленным тоном. При этом его светлость неловко сжал мою ладонь.
Нет, ну если рассматривать наши отношения в таком аспекте, лучше я всерьез подумаю об усыновлении.
Озвучить свою мысль я не успела: на дороге позади нас послышался шум проезжающего экипажа. К моему удивлению, дорожная карета без каких-либо опознавательных эмблем с громким кучерским «Пррр!» остановилась прямо рядом с нами. В маленьком оконце показалось строгое лицо господина Клауса. Фабрикант наклонил голову в знак приветствия. Я, все еще ошарашенная, кивнула в ответ, потом опомнилась и выдернула свои руки из ладоней лорда Гордия, но было уже поздно: шторка на окошке резко задернулась, а карета покатила дальше.
Подсолнечник оказался забыт. Что он мог обо мне подумать? Самое страшное, что он мог вообще ничего не подумать, потому что ему было все равно.
— Кто это? — ревниво спросил лорд Гордий.
— Тот, кто может отхватить у нас приличный кусок земли, если мы не получим хороший урожай. — Конец фразы я закончила намного громче, потому что, как оказалось, даже в таких условиях о подсолнечнике можно было забыть не дольше чем на пять минут. — Что ты делаешь!! А ну верни гномью соль на место!! Господин Брен, следите, чтобы работники не уносили удобрение с поля! Провинившихся рассчитывайте немедленно!
С такими темпами работ точно скоро придется заниматься посадками самой.
Я кружилась и кружилась по коридору: перед глазами мелькали стены, окно и двери, ведущие в комнаты братьев, казалось, еще немного — и упаду на пол, обессиленная и счастливая. Но тут чьи-то руки резко схватили меня за плечи:
— Николетта, ты так расшибешь себе голову об угол. — В поле зрения возникло озабоченное лицо Ефима. — Что случилось? Что за ворох кружев у тебя в руках?
— Это мое бальное платье, — с безумной улыбкой ответила я и нетвердой походкой направилась к себе в комнату. Его прислали прямо накануне бала вместе с фабричным курьером. В коробке не было никакой записки, но я и без всяких записок знала, от кого оно. Нет, все же вовремя приехал господин Клаус: прямо накануне весеннего бала. А я еще, глупая, не хотела на бал идти! Значит, леди Филиппа не забыла о своем обещании и рассказала брату о наших с ней приключениях на фабрике. Но я и подумать не могла, что это будет именно бальное платье! Да ладно, чего уж там, я подумать не могла даже о том, что Клаусу есть до меня хоть какое-то дело!
В дверь постучали, грубо прервав мои девичьи грезы.
— Николетта?! — снова появился Ефим.
— Что?
— Просто решил проверить, вдруг ты на радостях выпала из окна.
— Зависть — недостойное чувство! — Я с довольной улыбкой упала на кровать и, вытянув руки, еще раз полюбовалась на расшитый золотистой нитью корсаж платья — ничто сейчас не могло поколебать моего хорошего настроения. — Но пока я добрая, можем купить тебе новый шейный платок перед балом, если хочешь!
— Твоя щедрость трогает до слез. Там приехала леди Рада и привезла тебе своего ребенка — понянчиться. Так что спускайся!
Кто сказал: «Ничто не могло поколебать хорошего настроения»?
Через пару дней я вплыла в бальный зал, словно лебедь: не подумайте, будто красиво, просто так вытягивала шею, высматривая фабриканта, что казалось, та скоро удлинится в два раза. К несчастью, на глаза попадались только уже порядком опостылевшие за зиму лица соседей.
— Ах, голубушка, держите себя в руках и не осматривайте толпу так явно, — елейным голосом сказала леди Рада, коварно подошедшая ко мне со спины. — Не стоит демонстрировать всем свои привязанности.
Я на секунду опешила, размышляя, откуда она может знать о моих привязанностях, а потом подумала, что лорд Гордий мог проговориться и про встречу в поле, и про бальное платье с фабрики. Надо будет предупредить его (причем грозно!), чтобы не рассказывал дома о моих личных делах.
— Позвольте спросить, почему не вижу лорда Гордия с вами? — Я вежливо умолчала о подоплеке вопроса.
— Ах, милочка, вы так очаровательны в своей наивной простоте. Я же вас только что предостерегла от излишней открытости. Ну ничего, передо мной вам можно быть предельно честной в своих чувствах. — Она по-хозяйски погладила меня по руке, и только тут я поняла, что предыдущий намек не имел ничего общего с господином Клаусом. Оправдываться было поздно. Пожилая дама, даже не допуская мысли о каких-либо возражениях с моей стороны, тем временем продолжала: — Не думаю, что ему пойдет на пользу здешнее общество. Он будет просто шокирован этаким столпотворением.
Или его появление шокирует местное общество. Я внимательно посмотрела в глаза леди Раде, но не нашла в них подтверждения своей крамольной мысли. Не знаю, чем бы кончился дальнейший обмен репликами, если бы наш разговор грубо не прервали. Мэр Кладезя и его дочка подошли к нам с двух сторон и едва ли не оттащили друг от друга, причем все это с такой отменной вежливостью и координацией движений, что складывалось впечатление, будто делать это им не впервой и весь маневр является результатом долгих тренировок.
Я только успела услышать сладкий голосок Сабэль: «Леди Рада, вы сегодня прекрасно выглядите! Хотела бы я…» — как над моим ухом уже с превеликой жизнерадостностью запел сэр Бэзил.
— Леди Николетта, вы просто обязаны сказать мне пару комплиментов по поводу украшений зала в этом году! Только взгляните на эти прелестные бумажные цветы! Ни за что не догадаетесь, откуда мы их взяли!
Из вежливости и в благодарность за избавление от моей властной соседки я была вынуждена поинтересоваться откуда.
— Их сделали дети в церковной школе!
