— Ну и дерьмо! Зря не позволили! — буркнул он и быстро вышел из кухни.
Вскоре помещение наполнилось людьми, делавшими все, чтобы во время работы не поднимать глаз. Камилла Фигг — плотная, коротко стриженная лаборантка, которая обычно либо пялится на вас, либо сразу краснеет, тихонько плакала, обрабатывая кухню порошком для выявления отпечатков. Эйнджел Батиста («Не родственник» звали его мы, поскольку он сам так всегда представлялся при знакомстве, опасаясь, что его примут за родича диктатора Батисты) побледнел и трудился, сжав губы. Кухню он, однако, не покинул. Нашего коллегу Винса Мацуоку, который всегда держался так, словно был единственным человеческим существом в нашем обществе, била такая дрожь, что он вышел из дома и присел на веранде.
Я уже начал подумывать, не прикинуться ли мне дрожащим от ужаса, чтобы не выделяться из толпы. Наверное, стоило выйти на улицу и посидеть рядом с Винсом. О чем люди говорят в такие моменты? О бейсболе? О погоде? Наверняка они не толкуют о том, что заставило их убежать из кухни. Удивительно, но я понял, что не прочь поговорить об этом. Должен признать, предмет на столе начал вызывать определенный интерес у обитавшей внутри меня личности. Я постоянно делал все, чтобы оставаться незаметным, и вот нашелся некто, поступающий наоборот. У монстра, вне сомнения, имелась какая-то причина. Скорее всего это был совершенно естественный соревновательный дух, но подобное положение меня раздражало. Хотелось узнать как можно больше. Кто бы ни совершил это, он не был похож ни на одного из тех, кого мне когда-либо приходилось встречать. А не внести ли мне этого анонимного хищника в свой список? Или будет лучше, если я затрясусь от ужаса и сяду на веранде?
Пока я решал эту нелегкую проблему, мимо меня снова промчался сержант Доукс. Впрочем, на сей раз он для разнообразия даже замедлил ход, чтобы обжечь меня взглядом. А я вспомнил, что благодаря ему не имею возможности в данный момент поработать над списком. Это меня слегка угнетало, но одновременно облегчало принятие решения. Я начал придавать физиономии соответствующее случаю обеспокоенное выражение, но успел лишь вскинуть брови. В кухню, демонстрируя свое превосходство, влетели врачи «скорой помощи». Завидев жертву, они остановились как вкопанные. Один из них сразу выбежал. Вторая — молодая чернокожая женщина — повернулась ко мне и спросила:
— И что, по-вашему, мы должны с этим делать? — И заплакала.
Вы должны признать, что в ее словах присутствовала доля истины. Решение, предложенное сержантом Доуксом, стало казаться мне не только практичным, но даже в какой-то степени элегантным. В том, чтобы грузить эту вещь на каталку, а затем везти по забитым машинами улицам Майами в больницу, смысла мало. Что там с ней делать? Ясно одно: кто-нибудь должен что-либо предпринять. Если мы все останемся торчать вокруг этого куска мяса, кто-то обязательно сообщит прессе о блюющих во дворе дома копах, что, бесспорно, скверно отразится на имидже управления.
В итоге роль организатора взяла на себя Дебора. Она убедила работников «скорой помощи» впрыснуть в существо успокоительное и увезти. Тишину, наступившую в маленьком домике, после того, как умолк вой в стиле йодль, можно было назвать экстатической. Это удивительным образом позволило слегка расстроенным экспертам вернуться к работе. Медики завернули существо в простыню, погрузили на каталку, ухитрившись не уронить, и увезли.
Это было сделано вовремя. Едва «скорая помощь» успела отъехать от тротуара, как начали прибывать машины прессы. Это было в некотором роде даже огорчительно. Я с удовольствием взглянул бы на реакцию репортеров. Особенно мне хотелось увидеть физиономию Рика Сангра. В нашей округе он сам являлся ярым приверженцем лозунга: «Чем больше крови, тем ближе к первой полосе», и я никогда не видел на его лице выражения боли или ужаса, если не считать тех случаев, когда, находясь перед камерой, он вдруг замечал непорядок в своей прическе. Но его реакции мне видеть было не суждено. Когда операторы приготовились к съемке, снимать уже было нечего, кроме домика, окруженного желтой полицейской лентой, и горстки полицейских с плотно сжатыми губами. Копы избегали беседовать с Сангром и в хорошие дни, а сегодня они, похоже, даже не назвали бы ему собственных имен, если бы парня это вдруг заинтересовало.
У меня, по правде говоря, дел не было. Я приехал на автомобиле Деборы, и у меня с собой не было кейса с нужными приборами и инструментами. Кейс, впрочем, и не нужен, поскольку я нигде не увидел пятен крови. Поскольку это мое поле деятельности, мне хотелось что-нибудь обнаружить, чтобы хоть как-то быть полезным. Но наш друг-хирург оказался чрезмерно внимателен. Я осмотрел другие помещения, которых было не много. В доме имелись маленькая спальня, крошечная ванная комната и чулан. Все они были пусты, если не считать потертого матраса на полу спальни. Матрас выглядел так, словно его приобрели в той же лавке старьевщика, что и кресло в гостиной. Кроме того, он был настолько тощим, что больше всего походил на хорошо отбитый кубинский бифштекс. Больше никакой мебели. Отсутствовала и домашняя утварь. Я не увидел даже пластиковой ложки.
Единственный предмет, имевший хотя бы крошечный отпечаток чего-то личного, обнаружил под столом «Не родственник». Это случилось, когда я заканчивал тур по дому.
— Вот! — воскликнул он и пинцетом поднял с пола какой-то небольшой предмет.
Я подошел к нему и посмотрел, что это такое. Находка, по-моему, не стоила подобных усилий. Листок белой бумаги, слегка помятой сверху. Уголок листка оторван. Я взглянул через голову Эйнджела и увидел на краю стола белый треугольник — недостающую часть листка. На столе он держался с помощью небольшого кусочка скотча.
— Смотри, — сказал я.
— Да, — кивнул он, взглянув на обрывок.
Чтобы лучше изучить клейкую ленту — скотч отлично хранит отпечатки — он положил обрывок на пол, а я присел на корточки. На листке имелись какие-то начертанные тонким почерком буквы. Я склонился еще ниже и прочитал: «Преданность».
— Преданность? — произнес я вслух.
— Точно. Разве это не важная добродетель?
— Давай спросим у него, — усмехнулся я, а Эйнджел содрогнулся всем телом и едва не выронил пинцет.
Он достал пластиковый пакет, чтобы отправить туда бумагу. Это действо вряд ли заслуживало моего внимания, и, поскольку смотреть было решительно не на что, я двинулся к двери.
Я, конечно, не являюсь профессиональным психоаналитиком, но благодаря своему мрачному хобби часто могу взглянуть изнутри на другие преступления, имеющие почти идентичное происхождение. Однако данное правонарушение выходило за границы всего, что я когда-либо видел или мог вообразить. Здесь не имелось ничего, что указывало бы наличность или мотивы, и я был не только заинтригован, но и раздражен. Скажите, какой хищник способен оставить на столе извивающееся в конвульсиях и воющее мясо?
Я вышел из дома и остановился на веранде. Доукс, топчась рядом с Мэттьюзом, рассказывал нечто такое, что капитан выглядел встревоженным. Дебора, склонившись над пожилой женщиной, негромко говорила что-то. Я ощутил на лице дуновение ветра. Это был бриз, который начинает дуть в этих краях перед началом дневной грозы. Я посмотрел по сторонам и увидел, как первые крупные капли дождя расплываются на тротуаре. Сангр, стоящий перед желтой лентой и размахивающий микрофоном, дабы привлечь внимание капитана, взглянул на облака. Как только раздались первые раскаты грома, он сунул микрофон в руки помощника и нырнул в микроавтобус.
