Эта мысль не раз высказывалась сегодняшним вечером, и слова Брайана все еще звучали в моих ушах, однако я отнюдь не чувствовал себя успокоенным. Спать я ложился с ощущением неприятных мурашек на спине.
Глава 11
Это была тяжелая ночь. Обрывки сна перемежались с омутами нервной липкой бессонницы. Я чувствовал надвигающуюся опасность, имени которой не знал, что-то страшное, скрывающееся во тьме. Мои опасения усиливало невысказанное беспокойство Пассажира, который впервые в жизни находился в замешательстве и чувствовал себя таким же неуверенным, как и я. Возможно, я смог бы загнать свои мысли в клетку и поспать несколько часов, но была еще Лили-Энн.
Милая, очаровательная Лили-Энн, сердце и душа Декстера-человека, как выяснилось, имела еще один талант, причем в нем она достигла куда больших успехов, чем в прочих, более приятных областях. У нее, по всей видимости, были легкие выдающегося объема и силы, и каждые двадцать минут в течение ночи ее посещало желание донести этот радостный факт до всех оказавшихся поблизости. По неприятному стечению обстоятельств это происходило, как только я начинал засыпать.
Риту, казалось, совершенно не беспокоил шум, и это не настраивало меня в ее пользу. Каждый раз, когда Лили-Энн кричала, она, не просыпаясь, говорила: «Декстер, принеси ее сюда», — и обе они засыпали, а затем Рита точно так же, не открывая глаз, говорила: «Отнеси ее обратно, пожалуйста», — и я осторожно нес младенца в кроватку, укладывал, аккуратно укрывал и про себя умолял поспать хотя бы часик.
Когда я возвращался в постель, сон не шел ко мне, несмотря на временную тишину. Терпеть не могу штампы, но я действительно ворочался с боку на бок всю ночь и ни на одном из них не чувствовал себя удобно. А если мне все-таки удавалось заснуть, я видел сны, и это были не самые приятные мгновения. Как правило, мне ничего не снится — вероятно, это как-то связано с наличием души, которой у меня нет, поэтому обычно по ночам я наслаждаюсь благословенным забытьем и подсознание меня не беспокоит.
Но в эту ночь Декстер видел сны, заставлявшие его покрываться холодным потом: Лили-Энн, сжимающая в крошечном кулачке нож; Брайан, падающий в озеро крови, на берегу которого Рита кормила грудью Декстера; Коди и Эстор, плывущие по этому озеру. Характерным для всей этой ерунды являлось отсутствие какого-либо смысла, но тем не менее где-то глубоко внутри я чувствовал себя очень неуютно и, выбравшись из кровати на следующее утро, ощущал усталость.
И все же мне удалось без посторонней помощи добраться до кухни, где Рита грохнула на стол передо мной кружку кофе без следа той заботы, с которой она накануне ухаживала за Брайаном. И как только в моей голове появилась эта недостойная мысль, Рита тут же прочитала ее.
— Брайан кажется таким хорошим парнем, — сказала она.
— Да, конечно, — согласился я, думая, что «казаться» и «быть» — разные категории.
— Детям он очень понравился, — продолжила она, усиливая мое беспокойство, которое не исчезло, несмотря на то что я, как всегда до первой чашки кофе, ничего не соображал.
— Да… эмм… — Я сделал большой глоток в надежде вернуть мой мозг в рабочее состояние достаточно быстро. — Но вообще-то он никогда не общался с детьми, и…
— Тогда нам всем повезло, — заметила Рита со счастливой улыбкой. — Он был женат когда-нибудь?
— Не думаю, — ответил я.
— Ты не знаешь? — резко спросила Рита. — Но, Декстер, он же твой брат.
Вероятно, причиной, по которой раздражение наконец смогло пробиться сквозь сонный туман, являлась вновь приобретенная человеческая чувствительность.
— Я знаю, что он мой брат. Не нужно постоянно напоминать мне об этом.
— Но ты должен был сказать, — возразила она.
— Но не сказал, — ответил я довольно логично, однако все еще раздраженно. — Так что, пожалуйста, смени пластинку.
Очевидно, у нее на этот счет было собственное мнение, но она благоразумно не стала его озвучивать. Тем не менее она не дожарила мою яичницу, а я с облегчением выскочил из дома, прихватив по пути Коди и Эстор. Но жизнь чертовски неприятная штука, и они, естественно, завели ту же песню, что и их мать.
— Как получилось, что ты никогда не рассказывал нам про дядю Брайана, Декстер? — спросила Эстор, когда я трогался с места.
— Я думал, он умер, — ответил я, и, надеюсь, мой голос ясно дал понять, что тема закрыта.
— Но ведь у нас нет дяди, — продолжила она. — У всех есть, кроме нас, а у Мелиссы целых два.
— Мелисса кажется мне поразительной личностью, — заметил я, пытаясь избежать столкновения с большим джипом, который без особых на то причин остановился посреди дороги.
— В общем, это здорово, что у нас теперь есть дядя, — подытожила Эстор. — И дядя Брайан нам нравится.
— Он крутой, — мягким голосом добавил Коди.
Конечно, очень хорошо, что им так понравился мой брат, и это должно было радовать меня, но не радовало. Более того, их восторги усилили напряжение, появившееся, когда я его увидел. Брайан задумал какую-to гадость, это так же точно, как то, что меня зовут Декстер, и пока я не узнаю, в чем дело, мне придется жить с этим чувством подстерегающей опасности. Оно никуда не делось, когда я высадил детей у школы и поехал на работу.
Как ни странно, сообщений о безголовых трупах, лежащих на улицах и наводящих ужас на туристов, не поступало. Но происходили еще более странные вещи: Винс Мацуока принес пончики. Принимая во внимание, во что превратилась моя семейная жизнь, это оказалось очень кстати. И, как мне думалось, заслуживало некоторой благодарности.
— Славьтесь, пончики, на благо принесенные, — поприветствовал я вошедшего Винса, который согнулся под тяжестью коробки.
— Славься, Декстерус Максимус, — ответил он. — Галлы шлют тебе дань.
— Французские пончики? — заинтересовался я. — Надеюсь, они не кладут туда петрушку?
Он открыл коробку, явив миру ряды блестящих, с масляными боками пончиков.
— Никакой петрушки и никакой начинки из улиток. Но баварский крем присутствует.
— Я внесу в Сенате предложение устроить триумф в твою честь, — сказал я, быстро хватая пончик. В мире, который построен на принципах любви, мудрости и сопереживания, это положило бы конец моим утренним злоключениям. Но, к сожалению, наш мир не таков, и только успели пончики с комфортом расположиться в моем желудке, как телефон на рабочем столе зазвонил, взывая к моему вниманию. И каким-то образом по тону его звонка я понял, кто со мной хочет поговорить.
— Что ты делаешь? — строго спросила Дебора, не поздоровавшись.
— Перевариваю пончик, — ответил я.
— Продолжишь в моем офисе, — отрезала она и бросила трубку.
Деборе наверняка известно, что спорить с тем, кто тебя не слышит, очень трудно, поэтому, не желая совершать чудовищное усилие и перезванивать, я направился в отдел убийств к столу Деборы. Этот, откровенно говоря, так называемый офис — скорее неогороженное пространство. Однако она, казалось, была не в настроении играть в слова, и я не стал предлагать ей.
