— Да и сказал бы, я бы не обиделась, потому что только
полная, законченная идиотка могла согласиться на такую авантюру!
— Знаешь, у тебя в глазах нет паники… Странно, раньше
она была, еще какая… Признайся, Буська, ты переспала с Митрофанычем?
— Какая пошлая идея!
— И все-таки?
— Полькой клянусь!
— Странно, я же вижу, он явно положил на тебя глаз.
На это я отвечать не стала. Не буду же я рассказывать, что
Гордиенко вчера слегка дал мне по носу, объяснив, что это всего лишь игра. А я
не обиделась, а только обрадовалась, но, кажется, не подала виду.
Венька дважды доплыл до волнореза и обратно.
— Буська, давай научу тебя нормально плавать. Ты не правильно
дышишь. Научишься правильно дышать, сразу сможешь дальше плавать.
— Научи!
— Обязательно, только не сейчас. Умираю с голоду.
Когда мы уже уходили с пляжа, навстречу нам попался
Дружинин, небритый, мрачный, весь какой-то не выспавшийся. Он молча поднял руку
в знак приветствия и поспешил к воде.
— Какой противный!
— Да нет, он хороший парень, просто встал рано. Это мы
с тобой жаворонки, а он сова.
— По-моему, актер по определению не может быть
жаворонком. Вы же никогда рано не ложитесь.
— Нет, но я встаю все равно рано. Мне достаточно пяти
часов сна.
* * *
И вот это свершилось! Мы сыграли свой спектакль, и успех был
явным и несомненным. Правда, за час до начала Гордиенко, пошептавшись с Венькой
и Оскаром, объявил, что мы играем нашу пьеску первыми. Потом он объяснил, что
боялся, как бы я не перегорела. И, по-видимому, был прав. В дальнейшем мы будем
играть последними, как предполагалось с самого начала. Рассказать, что я
почувствовала, пока играла и когда выходила на аплодисменты, не могу. Просто не
помню, это как будто происходило не со мной.
— Буська, я уже позвонил Польке, — шепнул мне
Венька. — Ты просто молодчина, я не ошибся в тебе, сестренка!
Меня трясло, и он влил мне в рот немножко коньяку из фляжки
Гордиенко. Потом мы с Юрием Митрофановичем тихонько вышли в зал посмотреть
спектакль. Ах, как была хороша Барышева в чеховской «Драме»! Она ничем не
напоминала Раневскую, была куда более простонародной и от неожиданности этого
хода немыслимо смешной. Я заливалась хохотом, впрочем, может, это было на
нервной почве. Златопольский читал рассказы Жванецкого на удивление изящно, не
подражая автору, в какой-то совсем иной манере. Здорово. Последними на сцену
вышли Дружинины. Сначала появилась Лариса, и публика ахнула — до того она была
хороша. Потом появился Андрей. Куда девался мрачный, небритый тип? Он излучал
обаяние и играл настолько естественно, забавно и заразительно — они исполняли
смешной водевиль девятнадцатого века, приспособленный к нашему времени, —
что постепенно все стали следить только за ним и стало видно, что он невозможно
красив, а ее красота на сцене поблекла.
— Обратила внимание, никакой халтуры! — с
гордостью прошептал Венька.
После спектакля был устроен легкий фуршет, все перекусили,
слегка выпили и погрузились в микроавтобус, чтобы ехать в отель. На следующий
день мы должны были играть в Аш-доде. Утром я опять пошла купаться и
столкнулась внизу с Ларисой. Она была в коротеньких красных шортах и красной
маечке. На ногах кроссовки.
— Привет, ты куда? — осведомилась она.
— Купаться, а ты?
— На пробежку! Ну пока!
И она унеслась в сторону набережной.
Потом из воды я видела, как она бежит — красиво и мощно. На
обратном пути она меня догнала:
— Как вода?
— Теплая. А ты не купаешься?
— Потом! Я загорать люблю. А ты здорово поешь, я даже
не ожидала. Только ты не профи, да?
— Нет, конечно!
— Сразу видно, но все равно здорово!
— Спасибо, мне приятно…
— А давай потом по магазинчикам прошвырнемся? Шмотки
тут не ахти, но цацки можно купить недорого. Ты как насчет цацек?
— Нормально. С удовольствием пойду!
— Вот клево, после завтрака и пойдем, часика полтора
пошастаем, а потом на пляж. Идет?
— Идет! — с радостью согласилась я. Обещанного
Венькой арбуза не было.
Только очищенные и нарезанные красные грейпфруты. Но зато
какая тут имелась селедка! Жирненькая, несоленая и розовая. Я была голодна как
зверь и сделала себе два больших бутерброда — ноздрястый серый хлеб, масло,
селедка, а сверху крутое яйцо. Не бутерброд — мечта. А еще я взяла два куска очень
аппетитного кекса и грейпфрут. И тут появился Венька:
— Привет, и ты собираешься все это сожрать, Буська?
— Сожру, будь уверен.
— Разжиреешь!
— Не твоя забота!
— Как это — не моя? Ты в моей труппе! — И он
схватил один из бутербродов.
— Отдай!
— Обкусанный?
— Подавись, я еще сделаю! Ты мне обещал арбуз, а где
он? Нету.
— Значит, ты селедку с яйцом жрешь вместо арбуза?
— Вот именно!
— Черт с тобой, жри что хочешь. Ты такая молодчина, что
лишние килограммы я тебе прощаю заранее. Слушай, а сделай еще таких
бутербродов, мне бы в голову такая прелесть не пришла. Купаться пойдешь?
— Уже купалась, а потом мы с Ларисой договорились
прошвырнуться по магазинчикам.
— С Ларисой? Ты же говорила, что рядом вы будете как
Пат и Паташон.
— Ничего. Как-нибудь. Она нормальная.
— Первый раз такое слышу. Скажи, Андрюха тебе вчера
понравился?
— О да!
— А вообще как ты себя ощущаешь в новом качестве, а?
— Хорошо, но это не моя заслуга, а Гордиенко. Он все
делает.
— Ну поешь, положим, ты сама… И я, кстати, слышал очень
одобрительные отзывы.
— Обо мне?
— О тебе, дурища.
В этот момент появился Златопольский. Обворожительно
улыбнулся:
— Привет, можно к вам подсесть?
— Садись, — разрешил Венька.
— А что это вы тут едите?
Вскоре и он уже с восторгом уплетал бутерброды с селедкой и
яйцом. Ах, как он мне нравился! У него были кроме всего прочего такие изящные
манеры! И обволакивающий голос…
— Броня, у вас дивный голос… Почему вы не стали
певицей?
Я не успела ответить, как к нам присоединился Юрий
Митрофанович и, разумеется, тоже польстился на бутерброды с селедкой. И все
трое моих соседей по столу говорили, как хорошо я пела.
