— Ну, насколько я поняла, Соня даже не подозревает, что
бабка пошла ко мне.
— Так я и поверил!
— А я поверила!
— Ну-ну, излагай дальше.
Я изложила. Братец был мрачнее тучи.
— Да, влип… Хотя если от меня ничего не требуют, то
пусть все идет как идет.
— То есть ты просто как не знал, так и дальше знать не
хочешь?
— А что ты предлагаешь? Жениться на совершенно чужой,
ненужной, нелюбимой женщине, да еще и с обширным семейством, — так, что
ли? Видит Бог, я ее не домогался! Ты же сама всегда утверждаешь, что я
пассивный бабник. Говорю тебе, даже клянусь, чем хочешь могу поклясться, что я
долго от нее бегал. Провел с ней всего две ночи. И то вторую уже из чистой
вежливости. Да и я ей, по-видимому, давно не нужен. Она же не пыталась даже
меня найти, поставить в известность… Это блажь ее бабки, и только. Я эту бабку
понимаю даже, обожаемая внучка родила без мужа, и выросло такое вот чудное
дитя. А тут биологический папаша прибыл в страну. Надо бы его проинформировать!
Пусть знает! Зачем ему спокойно жить, козлу вонючему! Бабка же не в курсе, как
ее внученька за мной по всему Кипру гонялась!
Меня раздирали противоречия. С одной стороны, женская
солидарность и все такое, а с другой стороны, сколько раз я сама была
свидетельницей женских посягательств на Веньку. И не раз помогала ему
скрываться от преследований. Я верила ему. Ведь если эта Соня унаследовала от
бабушки ее напор и вязкость, то Веньку можно только пожалеть. Но ведь
существует этот чудный ребенок, Венчик. И что теперь?
— Буська, что мне делать? Как ты считаешь?
— О, я даже не знаю, что сказать! Это только твое дело.
— Но ты же ввязалась в эту историю, вот и изволь тоже
думать.
— Хорошо. Я могу предложить такой вариант: ты
встречаешься с Соней, рассказываешь, как узнал о ребенке, и выражаешь
готовность усыновить его. Будешь помогать по мере возможности и дашь свое имя.
Познакомишься с мальчиком и, если захочешь, будешь видеться с ним раза два в
год. Не исключено, что после этого она пошлет тебя куда подальше, и твоя
совесть будет чиста.
— Эх, если б можно было забрать мальчишку..
— Как — забрать? — ахнула я.
— Вот так.., взять его в Москву, Никаноровна будет
счастлива, а там, глядишь, и мать с отцом обрадуются.
— Не надейся, никто тебе его не отдаст.
— Я и не надеюсь. Но парень хорош! Бандит, наверное,
еще тот! Значит, думаешь, надо повидаться с этой… Соней? А вдруг она опять
воспылает ко мне страстью?
— Или ты к ней!
— С ума сошла! Это исключено. Ох, вот не было печали…
— Вень, но тебя ведь никто не неволит, в конце-то
концов. Плюнь, разотри и забудь.
— Эх, Буська, видела бы ты, сколько у тебя на морде
презрения отразилось.
— Не выдумывай! Я знаю, как бабы за тобой гоняются.
— Но детей мне пока еще не предъявляли.
— Лиха беда начало!
— Тьфу! Типун тебе на язык! Слушай, а может, мне с этой
бабкой встретиться?
— Зачем? Чтобы объяснить ей, что Соня тебя силком в койку
затянула? Она просто не поверит.
— Так что, затаиться? Нет, я пожалуй, все-таки
встречусь с Сонькой… Или нет, лучше ты! Ты встреться с ней!
— С ума сошел?
— Нет. Нисколько. Ввязалась в историю, так изволь
расхлебывать.
— Да, очень по-мужски.
— Буська, ты столько раз мне помогала, помоги еще
разочек! — взмолился он.
— Ну, предположим, я встречусь с ней, и что я ей скажу?
Нет, Венька, давай лучше ты подумай, взвесь все свои мысли и чувства, а уж
потом…
Он обрадовался отсрочке как школьник, у которого директор
вызвал родителей, а сам внезапно заболел.
— Ты правда думаешь, что я могу не спешить?
— Правда! И давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Давай! Знаешь, ты эту карточку забери. А то она будет
на меня давить.
Я молча спрятала фотографию.
— Буська, скажи, ты очень расстроилась из-за Жени
своего?
— Вздохнула с облегчением.
— Значит, ты его ничуточки не любила?
— Мне казалось, что это вполне приемлемый вариант… И
Полька была от него в восторге… Но все равно, считай, что жизнь ты мне поломал.
Так что придется тебе жениться на Никаноровне.
— Лучше уж на Никаноровне, чем на Соне.
— Да, сурово.
— Знаешь, Буська, я хочу дать тебе один совет…
Профессиональный, можно сказать. Ты не должна ни с кем из наших обсуждать эту
историю со шлепанцами. Как ее и не было. Никакой реакции. Иначе попытки будут
повторяться. Атак ей станет неинтересно.
— Значит, ты уверен, что это Лариса?
— На все сто! Я тебе больше скажу, ты на нее не дуйся,
делай вид, что не подозреваешь ее. Как будто ничего не было.
— Легко сказать!
* * *
Утром первая мысль, пришедшая мне в голову, была: я хочу
видеть Андрея. Я так испугалась этой мысли, что даже перекрестилась, словно он
был черт. Но видимо, нет, потому что крестное знамение не помогло. Я хотела его
видеть! Посмотрела на часы: семь! Я совсем мало спала. За окном было еще серо.
Пойду-ка искупаюсь до завтрака. Вода с утра еще прохладная, может, это приведет
меня в чувство? Сушить купальник в гостинице было негде, и я на ночь вешала его
на открытое окно. В ванной он и за сутки плохо высыхал. Оделась, выскочила из
номера и у лифта увидела Андрея.
— Привет! Куда в такую рань? — улыбнулся он.
— Купаться! А ты?
— И я.
Мы вошли в маленький зеркальный лифт. Мне вдруг стало там
душно.
И он это заметил. У него глаза опасно потемнели. Но тут лифт
остановился. Внизу в задумчивости стоял Злато польский.
— Вы куда это в таком составе?
— На пляж!
— Да? И я с вами, можно?
— Конечно! — несказанно обрадовалась я. Мне было
страшновато.
По дороге Андрей с Вовиком оживленно обсуждали какое-то
футбольное событие, и слава богу. Чтобы попасть на пляж, надо перейти узкую
проезжую часть на набережной. У перехода собралась небольшая толпа.
— Бомба! — как-то буднично сообщил Андрей.
— Что? — ахнула я.
— Видишь машину? Из нее сейчас выйдет робот!
И вправду из машины спустилось какое-то устройство, которое
самостоятельно направилось к валявшемуся у самого спуска на пляж пластиковому
пакету.
