— О, мне такая ситуация знакома.
— И что?
Он молча пожал плечами, а я поняла так, что поскольку он
импотент, то эти предъявленные ему дети не могут быть его детьми.
— Ну что, побежишь выручать братца?
— Доем — и уж тогда… Так о чем мы говорили?
— Я не помню… Послушай, как странно, что ты…
Опять зазвонил телефон. Опять Венька. Я не стала отвечать.
Пусть думает, что я не слышу.
— Кошмарная штука эти мобильные, — улыбнулся
Андрей, — даже в любви объясниться не дадут.
— Мы же решили, что отложим до Москвы, — напомнила
я.
— Как ты мне нравишься.., ты какая-то совсем
особенная, — произнес он так, что сердце подскочило к горлу, а потом стало
медленно сползать в пятки, а по спине побежал холодок, — вероятно, это
смешно звучит в устах сорокалетнего мужика, но с тобой я чувствую себя..,
защищенным. Это глупость, конечно, но знаешь, меня столько раз предавали… Я
раньше страдал, потом даже привык… А вот смотрю на тебя, и мне кажется, ты не
предала бы.
Господи, зачем он это говорит? Я же гибну, тону… Мне уже
наплевать, что он импотент, это же не самое главное. А глаза… Мне хочется
обнять его, прижать к себе и утешать как маленького мальчика, только бы он был
рядом.
И опять зазвонил телефон. Номер не определился.
— Алло!
— Привет, это я. Только не бросай трубку.
Женя!
— Я слушаю тебя, — очень холодно отозвалась я.
— Ты знаешь.., ты прости меня, пожалуйста, я был просто
не в себе…
— Я заметила.
— Но я тут подумал… Я не имел права так поступать… Если
можешь, забудь. И давай ничего не будем отменять. Я очень виноват перед тобой,
очень. Я люблю тебя и Полину… Мне плохо без вас будет. Очень, очень тебя прошу.
Меня растрогали его слова. Его тон. Но главное — мне
показалось, что его звонок — спасательный круг. И если я сейчас за него
ухвачусь, то, может, и не погибну от любви к импотенту.
— Ну хорошо, я вернусь, мы поговорим.
— Спасибо тебе. Я вчера видел Полину. Она в порядке. Мы
с ней обедали в ресторане.
О, какая там ведется работа, подумала я. Андрей смотрел
очень напряженно.
— Так я встречу тебя, да? Ты позволишь?
— Ну если сможешь…
— Конечно смогу. Мы с Полиной тебя встретим.
— Хорошо. Ну пока.
— Это звонил тот хам?
— Да. Как ты догадался?
— Не знаю. И чего хотел? Просил прощения?
— Ну в общем да.
— И ты простила?
— Да нет… Просто не хотелось препираться по мобильнику
— накладно и бессмысленно.
Он улыбнулся с облегчением. Вот навязался на мою голову. Я
уже чувствовала какую-то ответственность за него. Мне это надо?
— Андрюша, пойдем, а? Надо же узнать, что там с
Венькой.
— Ты первый раз назвала меня Андрюшей… Черт, почему мне
рядом с тобой не стыдно быть слабым?
Мне показалось, что сейчас можно расставить все по своим
местам:
— Потому что, вероятно, ты не рассматриваешь меня как
сексуальный объект, ты видишь во мне друга…
Он вдруг громко расхохотался:
— Боже, какая ты дурища!
И опять зазвонил телефон. Вот наказание!
— Буська, ну где ты там ходишь? Ты скоро?
— Скоро. Сейчас возьму такси и приеду!
Мужчины — слабый пол, и сегодня я окончательно в этом
убедилась. В течение одного часа три мужика взывали ко мне, слабой женщине,
моля о помощи. Женя ведь тоже молил… По-своему.
* * *
В холле гостиницы я застала такую картину: Татьяна
Ильинична, держа на коленях Венчика, совала что-то ему в рот, и без того
вымазанный шоколадом. Рядом в кресле, вытянув длинные ноги, в изнеможении
валялся Венька, а Демин показывал Венчику какие-то фокусы.
— Буська, — вскричал Венька, — наконец-то!
Татьяна Ильинична, вы согласны побыть еще минут двадцать с этим чудовищем? Я
должен поговорить с сестрой.
— Да ради бога, Венечка! Я так давно не возилась с
малышами.
Венька подхватил меня под руку и вытащил на улицу:
— Пойдем пройдемся. А где, кстати, ты была?
— Это не имеет отношения к делу. Говори, что стряслось?
— Ох, Буська, это Бог меня наказал.
— За что?
— Да мало ли…
— Слушай, сетовать и стенать будешь потом, а сейчас
говори, в чем дело?
— Ты понимаешь, я позвонил этой бабке, а подошла
Сонька. Представь себе, она меня узнала сразу и как будто не очень удивилась.
Я сказал, что надо бы поговорить. Она сразу назначила
встречу на бульваре Ротшильда. Я приготовился к разговору. А она явилась с
мальчишкой и каким-то парнем, видимо ее хахалем. Она такая противная, Буська,
если б ты знала! Я чуть не сблеванул… А ребенок, конечно, красавчик.., весь в
меня. Но характер, видимо, в мамочку. Это хорошо, что Татьяна Ильинична так
прониклась, а то…
— Венька, к черту лирические отступления. В чем
трагедия?
— Понимаешь, эта лярва была со мной весьма холодна,
только сказала, что ее бабка попала в больницу с гипертонией, а она сама должна
на четыре дня уехать. И поскольку я вроде как заявил о своих отцовских правах,
то для начала пусть мальчик побудет у меня. Она сунула мне в руки сумку с его
барахлишком и буквально растворилась в воздухе.
— Как?
— А вот так! Подкинула ребенка и смылась! И что мне
теперь делать?
— Она что, чокнутая?
— Откуда я знаю? Я вообще не помнил столько лет о ее
существовании. Но ты скажи, разве нормальная мать может так поступить?
— Нет! Нормальная не может!
— Ну вот видишь! А что мне-то с ним делать? Я даже не
знаю, как подойти к малышу. Разве что козу показать могу. А тут четыре дня! И
потом, мы же завтра уезжаем из Тель-Авива! Ну допустим, я возьму его с собой,
но через четыре дня мы будем далеко. А вдруг она решит, что я украл ребенка?
Или не решит, а просто заявит в полицию?
— Ну это ерунда, мы все подтвердим. Нас вон сколько… Но
я другого не понимаю. Ведь у этой твоей Сони…
— Возьми ее себе!
— Всю жизнь мечтала! Но у нее же есть, кажется, мама и
папа. К тому же вряд ли бабку будут с гипертонией очень долго держать в
больнице… Знаешь, надо немедленно звонить Оскару!
— Зачем это?
