— Приходите к нам, сударь, вместе с торговцем, через час. Вот визитная карточка моего отца, — отвечала Гортензия.
Затем, увидев, что лавочник вышел в другую комнату, чтобы упаковать скульптуру, она шепотом, к великому удивлению художника, вообразившего, что он грезит, сказала:
— В интересах вашего будущего, господин Стейнбок, не показывайте этой карточки, не называйте мадмуазель Фишер имени покупателя, потому что она наша родственница.
Слова «наша родственница» произвели ошеломляющее впечатление на художника, ему пригрезился рай в образе этой новоявленной Евы. Столько раз Лизбета говорила ему о своей прекрасной кузине, он мечтал о ней точно так же, как Гортензия мечтала о возлюбленном своей кузины, и, когда она вошла в лавку, он подумал: «О! если б это была она!» Можно представить себе, каким взглядом обменялись влюбленные! То было настоящее пламя, потому что истинная любовь не терпит притворства.
— Да что ты тут делаешь, скажи на милость? — спросил барон у своей дочери.
— Трачу тысячу двести франков собственных сбережений. Идем! — Она взяла под руку отца, который переспросил:
— Тысячу двести франков?
— Даже тысячу триста... Но ты, конечно, одолжишь мне недостающую сумму!
— На что же в этой лавке ты могла истратить такие деньги?
— А вот на что! — отвечала счастливая девушка. — Я тут нашла себе мужа... Право, это вовсе не дорого.
— Мужа? Дочь моя, в этой лавке?
— Послушай, папочка, неужели ты запретишь мне выйти замуж за великого художника?
— Нет, дитя мое. В наши дни великий художник — это тот же принц, только не титулованный. Слава и богатство — вот два величайшие общественные преимущества... после добродетели, конечно, — прибавил он шутливо-ханжеским тоном.
— О, разумеется, — отвечала Гортензия. — А какого ты мнения о скульпторах?
— Ну, это скверная профессия, — сказал Юло, покачав головой. — Тут помимо большого таланта нужны большие связи, потому что на скульптуру единственный заказчик — правительство. На статуи нет спроса в наше время, теперь нет больше ни крупных имен, ни крупных состояний, ни родовых замков, ни майоратов
[44]
. Мы можем приобретать только небольшие картины, небольшие статуэтки. Стало быть, пластическому искусству угрожает измельчание.
— Ну а большой художник, вещи которого находят спрос? — продолжала Гортензия.
— Тогда задача решена.
— И со связями!
— Еще того лучше!
— И дворянин!
— Вот как!
— Граф!
— И он занимается скульптурой?
— У него нет состояния.
— Стало быть, он рассчитывает на состояние мадмуазель Гортензии Юло?.. — сказал насмешливо барон, инквизиторским взглядом впиваясь в глаза дочери.
— Этот большой художник, граф и скульптор, видел вашу дочь один раз в своей жизни и не более пяти минут, барон, — спокойно произнесла Гортензия. — Слушай, дорогой мой папочка, вчера, когда ты был в палате, с мамой случился обморок. Мама отнесла его на счет нервов, но истинной причиной обморока была какая-то неприятность, связанная с моим неудавшимся браком, потому что, как она мне сказала, вы, желая избавиться от меня...
— Мама так тебя любит, что не могла употребить выражение, такое... такое...
— Не парламентское? — смеясь, подсказала Гортензия. — Нет, она выразилась несколько иначе, но я знаю сама, что дочь на выданье, когда она не выходит замуж, — тяжелый крест для порядочных родителей. Так вот! Мама и рассудила, что, если бы встретился человек энергичный и даровитый, который бы удовольствовался приданым в тридцать тысяч франков, мы все были бы счастливы! Короче говоря, она нашла своевременным подготовить меня к скромной будущности и предостеречь от чересчур радужных надежд... Это означало, что предполагаемая свадьба не состоится, ибо приданого не будет.
— Аделина очень добрая, очень благородная, превосходная женщина, — отвечал отец, глубоко задетый и вместе с тем довольный этой откровенной беседой.
— Вчера мама сказала мне, что вы разрешаете продать ее брильянты, только бы выдать меня замуж. Но я хочу, чтобы мама сохранила свои брильянты, и хочу сама выбрать себе мужа. Думаю, что я нашла жениха, отвечающего маминой программе...
— Тут?.. На площади Карусели?.. В одно утро?..
— О, корень зла лежит гораздо глубже... — отвечала она лукаво.
— Ну что ж, дочурка! Расскажи все откровенно своему отцу, — попросил барон, стараясь ласковой миной скрыть свое беспокойство.
Под условием хранить все в полной тайне Гортензия коротко пересказала отцу свои беседы с кузиной Беттой. Потом, вернувшись домой, она показала ему знаменитую печатку как доказательство своей прозорливости и мудрости своих догадок. В глубине души отец восторгался проворством молодых девиц, движимых инстинктом, и отдавал дань восхищения удивительной простоте замысла, который идеальная любовь успела в одну ночь внушить невинной девушке.
— Вот увидишь, папочка, какое чудо искусства я приобрела! Скоро его доставят, и наш дорогой Венцеслав придет вместе с торговцем... Творец подобной вещи, несомненно, составит себе состояние. Только уж ты, папочка, воспользуйся своим влиянием и выхлопочи для него заказ на статую, а затем и мастерскую при Институте...
— Какая ты быстрая! Дай вам волю, вы поженитесь через одиннадцать дней, как только истечет законный срок...
— Ждать одиннадцать дней? — отвечала она, смеясь. — Да я его в пять минут полюбила, как ты полюбил маму, едва только ее увидел! И он любит меня, как будто мы с ним знакомы два года. Да, да! — сказала она в ответ на протестующий жест отца. — Я прочла десять томов любви в его глазах. Неужели же вы с мамой не согласитесь выдать меня за него замуж, когда увидите, что мой жених человек гениальный! Скульптура — высшее из искусств! — вскричала она, хлопая в ладоши и подпрыгивая. — Слушай! Я все тебе расскажу...
— Стало быть, есть еще кое-что?.. — спросил отец, улыбаясь. Невинная девическая болтовня вполне его успокоила.
— Признание крайне важное, — отвечала Гортензия. — Я полюбила его, не зная еще, каков он собою, но с того часа, как я его увидела, я обезумела от любви.
— Пожалуй, чересчур обезумела, — отвечал барон, забавляясь непосредственностью этой наивной страсти.
— Не наказывай меня за мою откровенность, — продолжала Гортензия. — Ведь так хорошо, припав к груди отца, крикнуть: «Я люблю, я счастлива своей любовью!» Сейчас ты увидишь моего Венцеслава! Какая грусть на его челе!.. В серых глазах сияет солнце гениальности!.. А какие манеры! Сразу виден воспитанный человек! Как ты думаешь, Ливония хорошая страна?.. Да неужели кузина Бетта могла бы стать женой этого молодого человека? Ведь она ему в матери годится! Это было бы смертоубийством! Как я ревную ко всему, что она для него сделала! Конечно, мой брак не доставит ей большого удовольствия.
