— Ну, так вот, — снова заговорил Фрезье, — вы сами понимаете, что в погоне за наследством госпожа Камюзо дороги вам не уступит... За каждым вашим шагом будут шпионить... Предположим, вы добились того, что господин Понс не забыл вас в завещании... Отлично. И вот в один прекрасный день являются представители закона, находят какой-то настой и обнаруживают на дне пузырька мышьяк; вас с мужем арестовывают, судят, обвиняют в намерении отравить старика, чтоб поскорей получить наследство. Мне случилось защищать в Версале простую женщину, так же не чувствовавшую за собой никакой вины, как не чувствовали бы вины и вы при подобных же обстоятельствах; все произошло именно так, как я вам говорил, и единственно что мне удалось — это спасти ей жизнь. Бедняжка получила двадцать лет каторжной тюрьмы, которые и отбывает в Сен-Лазаре.
Тетка Сибо была перепугана насмерть. Бледнея с каждой минутой, смотрела она на этого худосочного человечка с зелеными глазами примерно так, как смотрели несчастные мавританки, оставшиеся верными религии отцов, на инквизитора, приговаривающего их к сожжению.
— Так вы, дорогой господин Фрезье, обещаете, что, если я передам свое дело в ваши руки и поручу вам блюсти мои интересы, мне можно будет без всяких опасений кое-что получить?
— Ручаюсь вам за тридцать тысяч франков, — сказал Фрезье уверенным тоном.
— Вы же знаете, как я уважаю доктора Пулена, — начала тетка Сибо самым елейным голосом, — он и посоветовал мне обратиться к вам, не для того же направил он меня сюда, чтоб я сидела и слушала, как меня сочтут отравительницей и приговорят к гильотине.
И она разрыдалась, так взволновала ее мысль о гильотине; нервы не выдержали, сердце сжалось от страха, она совсем потеряла голову. Фрезье торжествовал. Заметив колебания своей клиентки, он испугался, что у него из-под носа уплывает выгодное дело, и решил усмирить тетку Сибо, запугать, застращать ее, связать по рукам и ногам, подчинить своей воле. Мелкий крючкотвор не собирался выпускать ее из своих лап, не удовлетворив лелеемых им честолюбивых замыслов, не высосав все соки из этой женщины, которая сама пошла к нему в кабинет, как муха в сети к пауку, где ей и суждено было безнадежно запутаться; взяв в свои руки это дело, Фрезье надеялся обеспечить себе на старость довольство, счастье, почет и уважение. Накануне вечером они с Пуленом все обмозговали, тщательно обсудили, так сказать, рассмотрели с лупой в руках. Доктор обрисовал своему другу добряка Шмуке, и они со свойственной им сметкой прикинули все возможности, взвесили заманчивые перспективы и опасности. Фрезье в порыве восторга воскликнул: «От удачи этого дела зависит наша судьба!» И он обещал Пулену место главного врача в больнице, а себе дал слово стать мировым судьей их округа.
Стать мировым судьей! Для Фрезье, человека способного, ученого, но нищего юриста, это было пределом мечтаний. Он мечтал о должности мирового судьи, как поверенные мечтают об адвокатской тоге, а итальянские прелаты — о папской тиаре. У него это стало навязчивой идеей! В том суде, где выступал Фрезье, мировым судьей был г-н Витель, семидесятилетний старик, собиравшийся в отставку, и Фрезье уже говорил Пулену, что займет его место, совершенно так же, как Пулен говорил ему, что спасет от смерти богатую невесту и женится на ней. Даже и представить себе нельзя, до чего гоняются за местами в такой столице, как Париж. Кто не мечтает жить в Париже! Стоит только открыться вакансии на торговлю табаком или гербовой бумагой, и сто женщин встанут, как один человек, и пустят в ход все свои связи, чтобы добиться этой торговли для себя. Предполагаемая вакансия на одну из двадцати четырех должностей сборщика налогов вызывает целую бурю страстей в палате депутатов! Такие места распределяются по предварительному сговору, это дело государственной важности. Жалованье мирового судьи в Париже равняется приблизительно шести тысячам франков. Эта должность расценивается в сто тысяч франков и считается одним из самых завидных мест в судебном ведомстве. Фрезье уже видел себя мировым судьей, другом главного врача одной из парижских больниц, мысленно он уже делал выгодную партию и находил богатую невесту для доктора Пулена; они помогали друг другу выбраться в люди. Ночная бессонница прошлась своей свинцовой дланью по честолюбивым замыслам Фрезье, и к утру в голове бывшего мантского стряпчего созрел страшный своими хитросплетениями план, план, сулящий обильную жатву, чреватый интригами. Тетка Сибо должна была стать главной пружиной задуманной им драмы. И непокорность этого своего орудия следовало тут же пресечь. Правда, непокорность не была предусмотрена, но Фрезье пустил в ход все силы своего зловредного ума и поверг к своим ногам возмутившуюся привратницу.
— Ну что вы, голубушка мадам Сибо, что вы, успокойтесь, — сказал он, беря ее за руку.
Прикосновение его холодной, как змея, руки возымело потрясающее действие на привратницу, оно вызвало как бы физическую реакцию, разом осушившую слезы на глазах тетки Сибо; она подумала, что куда менее страшно погладить жабу Астарту, нежели прикоснуться к этому человеку в рыжеватом парике, со скрипучим, как дверь, голосом, из всех своих пор источающему яд.
— Не думайте, что я вас зря пугаю, — сказал Фрезье, и на сей раз опять отметив, с каким отвращением тетка Сибо отдернула руку. — Дела, которым супруга господина Камюзо обязана своей страшной славой, известны всем в суде, спросите любого. Вельможа, которого чуть не взяли под опеку, — маркиз д'Эспар. Тот, кого удалось спасти от галер, — маркиз д'Эгриньон. Богатый, красивый молодой человек с блестящим будущим, который сватался к девице, принадлежащей к одной из самых знатных французских фамилий, и повесился в одиночной камере Консьержери — знаменитый Люсьен де Рюбампре, чье дело так взбудоражило в свое время весь Париж. Все началось из-за наследства после некоей содержанки, знаменитой Эстер, от которой осталось несколько миллионов; молодого человека обвинили в том, что он ее отравил, так как завещание было составлено в его пользу. А молодого поэта даже в Париже не было, когда умирала эта девица, он и не знал, что она оставила все ему!.. Он был невиннее новорожденного младенца. И что же, после допроса у господина Камюзо он повесился в своей камере... Правосудие, как и медицина, требует жертв. В первом случае умирают ради общества, во втором — ради науки, — сказал Фрезье, и на губах его мелькнула страшная усмешка. — Как видите, мне известны опасности... Правосудие меня уже разорило, а кто я? Жалкий, никому не известный частный ходатай по делам. Мой опыт, который дорого мне обошелся, к вашим услугам, располагайте мною...
— Нет, покорно благодарю, — сказала тетка Сибо, — не надо мне никакого наследства! Никто мне за мое добро спасибо не скажет! Я прошу только то, что мне полагается! Я, сударь, честно прожила тридцать лет. Мой хозяин, господин Понс, обещал, что его друг Шмуке не оставит меня; ну что же, буду спокойно доживать свой век у старичка немца...
Фрезье понял, что перестарался, он слишком запугал тетку Сибо, и теперь надо было смягчить впечатление, вызванное его словами.
— Не будем терять надежды, — сказал он. — Ступайте спокойно домой. Поверьте, мы доведем дело до благополучного конца.
— А как мне быть, дорогой господин Фрезье, чтоб получить пенсию и...
